Дюк Степанович и Чурило Пленкович

Летописи Арванды. Легенды спящего города. Санкт-Петербург: ИД «СКИФИЯ», 2010.

Автор иллюстраций — художник Ольга Шабалова.

О, память сердца! Ты сильней печальной памяти рассудка;

все образы минувших дней храня внимательно и чутко,

ведешь потерянному счет. Зачем? Не призрачно ли в хоре

стихий природы наше горе иль радости? Пускай идет,

вершит свой подвиг бесполезный за часом – час, за ночью – день…

Всепоглощающею бездной земли губительная тень

на грани бытия нас встретит. Зачем же сердце счет ведет

утратам и упрямо ждет любви, которой уж не верит?

Нас случай свел. Не правда ль, друг, он влек непобедимой силой –

той, что вершит природы круг и движет в вечности светила!

Теперь, когда вокруг меня вновь осени печаль разлита,

над всем утерянным, разбитым, задумываюсь горько я.

И в сумраке ночей бессонных придумываю сны себе

живыми образами полных – все для тебя, все о тебе.

В.Ф. Даувальдер «Память сердца»:

Часть первая: ВОСПОМИНАНИЯ

Несмелый луч скользит в окно, слепые оставляя блики

На фото, что уже давно почти всем миром позабыты…

Да … лишь она одна теперь живет в воспоминаньях боли,

И одинокая постель, как саван, жизнь ее укроет.

Теперь ей шестьдесят… А там – на фото, Петре восемнадцать:

Цыганский взгляд, цветная шаль, и губы манят целоваться…

А рядом – те, что для нее дороже целой жизни были –

Сестренка Лития и… он, ее Михай, ее любимый…

Вновь сердце старое зашлось, и дрогнули слезами веки…

Да, счастье мимолетный гость, а одиночество – навеки.

Она любила… И Михай не мог ни дня прожить без Петры –

Огонь любви их вел за край, вдогонку за весенним ветром!

И майский ливень сквозь сирень их влажным накрывал туманом,

А звездочек цветочных тень душистый полог окаймляла….

Михай во тьме ее очей не мог найти пути на волю,

И тяжесть шелковых кудрей любил перебирать рукою –

Всей жизнью он был для нее! И светлым днем и звездной ночью!

Был воздухом, водой, огнем! Век рана эта кровоточит…

… С рожденья Лития была зеркальным отраженьем Петры –

Не импульсивна, но мила, не ярко-жгуча – нежно-светла…

Два года разделяло их, навек беда соединила –

Смерть в катастрофе всех родных, и их родителей любимых.

И Петра в свои восемь лет для Литии опорой стала,

Любя в ней матери портрет, во всем сестренке потакала.

Ее обиды, как свои, воспринимала со слезами –

Летели месяцы и дни, и сестры девушками стали:

Прекрасна, словно ночь, одна – загадочна и ярко-томно,

Другая – нежная заря, задумчива, немногословна…

Но вот расстаться им пришлось – уехала учиться Петра,

Остался в детство тонкий мост, письмо сестренкино в конверте…

И вот Михай… Своей женой хотел назвать он Петру вскоре…

За счастья миг такой ценой заплачено – тоска и горе…

Цыганка старая тогда остановила Петру в парке,

Где дикий темный виноград свисал с ветвей плакучих аркой….

Она сказала – не судьба… Никто из вас не будет счастлив,

Никто – ни он, ни ты, она… И блики на ветвях погасли.

Но не поверила тогда ей Петра, чья душа горела

И счастьем радости цвела, огнем охватывая тело –

Михай смеялся вместе с ней, губами смахивая листья,

Что с черных волн ее кудрей слетали в облаке лучистом…

…И вот вокзал, перрон, вагон – и Лития в ее объятьях,

Последних дней счастливый сон: они купили Петре платье…

А вот… знакомство с женихом… И мир разбился на осколки,

А в горле не проходит ком – он полюбил ее сестренку!

А Лития, себя виня, в слезах просила о прощенье…

И как смотрел тогда Михай в глаза невесты… с сожаленьем?

Она не помнила… Сейчас лишь боль стучится в ее венах –

Безжалостность любимых глаз, предательство и боль – измена!

Она уехала в тот час, чтоб никогда не возвратиться –

Но пламень сердца не угас, не стерлись дорогие лица…

И фото… ей прислал его фотограф, ничего не зная –

Там надпись лентой золотой: «На память Петре от Михая…»

Она средь призраков живет, не зная о судьбе любимых,

За годом пролетает год в воспоминаниях хранимых….

Она жила… она жила… она не помнит – лишь то время,

Ей память сохранить смогла, когда их май венчал сиренью…

И вспоминается подчас отчаянье сестры… и счастье

Ее любимых синих глаз, что нашей воле неподвластно.

Да… а Михай не горевал – он даже не жалел о Петре,

О горе, что ей причинял… и снимок с дружеским приветом…

А иногда в неясных снах ей Лития родная снилась –

С слезами боли на глазах… Но прочь виденье уносилось…

И Петра не хотела знать и думать сестре с Михаем…

Но память сердца не унять – мы любим, помним, умираем…

Часть вторая: АЛЬВЫ

Осенний парк уже не спал, роняя призрачные листья

Во влажный утренний туман, что теребил рябины кисти –

Срывая капельки росы с оранжево-багряных ягод,

Тянули ветры на басы мелодию над диким садом…

Любила Петра утра сон – загадочно окутав ветви,

Росы туманной перезвон встречал преддверие рассвета…

Клубилась дымка над листвой, устлавшей золотом аллеи –

И поднимались ввысь главой неувядающие ели…

Там, где заканчивался ряд чернеющих густых деревьев,

Бесстыдно сбросивших наряд, виднелись призрачные тени –

И Петре показалось вдруг, что в хороводе легком ветра

Неясных силуэтов круг мелькнул, роняя капли света…

Чем ближе Петра – тем ясней видны ей легкие фигуры

Прекрасных призрачных людей, скользящих в сонной дымке утра.

Они приблизились еще… Вперед шагнул черноволосый

Мужчина…отрок? Словно сон неясный прозвучал вопросом:

— «Зачем ты надрываешь сердце воспоминанием любви?

Ты не даешь душе согреться – в ночь канут будущие дни…

Ты без остатка отдавалась порыву страсти юных лет –

И вот перед тобою старость… А в сердце только черный след…

Ты не жила! Переживала так дни, недели и года,

Но времени земного мало – и ты исчезнешь навсегда…

Ты, Петра, не смогла увидеть всю красоту и свет земли,

Но мы покажем радость мира – и дверь в пространстве отворим…»

Наверно, это смутный сон… И блики солнечного света

Слетают с поседевших крон, кружась в порывах нежных ветра…

А голоса… То шелест трав – в осенней дымке засыпая,

Они рассказывают нам, что их зовет весна другая…

Но, нет… Вот абрисы людей приобрели земную плотность –

Среди мерцающих огней вновь прозвучал зовущий голос:

— Напрасно ты не веришь, Петра… Ты слишком рано умерла

Для света и мечтаний сердца – а ты б счастливой быть могла…

Тебе не снимся мы… Ах, Петра… Как недоверчива душа –

Мой голос не дыханье ветра, и здесь не призраки кружат.

Мы – альвы… И живем за гранью привычного лица земли,

Мы ведаем… вернее – знаем природы тайны и храним…

Тот свет, что был излит на землю, людьми забыт уже давно…

Но мы его храним и верим, что людям многое дано –

Дано им вспомнить по-иному, дано увидеть свет вдали,

Дано средь сумрака и грома пройти к лучам младой зари!

Ты много время потеряла, и жизнь мелькнула стороной,

Любви и света слишком мало тебе отмерено судьбой –

Но с нами, Петра, ты увидишь тот мир, что много лет назад

Отвергла в час печальный жизни, любви чужой покинув сад…»

Часть третья: ЮНАЯ ВЕСНА

 

Вкруг Петры листьев хоровод взлетел, кружась и опадая,

Багряно-розовый восход зажегся в томно-синей дали –

Он прокатился в небесах, исчезнув в зыбком горизонте,

И вот – вокруг уже весна встречает Петру эхом звонким!

Она узнала этот май… Сирень, осыпавшая звезды

К ее ногам… А вот… Михай – над страхами ее смеется…

Все поплыло, и Петры крик сорвался резким криком птицы –

Она подумала в тот миг, что боль стократно повторится…

Она смотрела… Вот тот день, что отнял жизнь ее навечно –

Еще цвела в саду сирень, блестели лепестки беспечно…

Вот Лития… Ее сестра в глаза Михая смотрит нежно,

И майский дождь идет с утра, роняя капли безмятежно.

Но Петры в этой жизни нет – она исчезла… И для мира

На много весен, зим и лет дверь в настоящее закрыла…

Исчезли лица, голоса – теперь лишь заросли сирени

К прозрачным синим небесам возносят хлопья пены белой.

И Петре захотелось вдруг впитать лучи, сирень и небо –

Взлететь, покинув стылый круг, увидеть даль, тумана небыль…

Она шагнула… И вперед вдруг полетела, словно птица –

Так лишь во сне душа зовет, когда в чудесных снах кружится…

Вот неба розовая даль, и крылья ветра распахнулись,

Срывая тонкую вуаль с заоблачных бескрайних улиц:

Невиданные города взлетели, распадаясь светом,

Что проливался, как вода, окрашивая златом небо!

А там, внизу – как изумруд переливаются дубравы,

Там птицы на ветвях поют, и шепчутся украдкой травы…

А эти краски! То – цветы головки протянули к солнцу…

За горизонтом, у черты, туман искристый тихо вьется…

Впервые боль души своей забыла Петра – на просторе

Ей виделись картины дней, что неподвластны плену горя.

В объятьях нежной синевы она увидела счастливых

Прекрасных альвов той весны, что возрождается над миром –

Они летели рядом с ней, ее поддерживая руки…

Забыла Петра боль потерь, предательства, обиды, муки –

Так много было доброты, любви, участия и … счастья!

И альвы были так светлы, над их душой мир зла не властен…

Они так юны, так чисты! Во взглядах затаилось солнце –

Любовь их, счастье и мечты на землю радугой прольется…

…Но снова Петра на земле, и альв черноволосый рядом –

А там, в далекой синеве весенних альвов тают взгляды:

«Ты можешь быть счастливой, Петра – любовь живет вокруг тебя!

В цветенье трав и бликах света, в дыханье ночи, жажде дня…»

Они исчезли… Неба высь подернулась игрою бликов,

Что радужной волной лились над этим миром многоликим…

И Петра поглядела в май со вздохом радости и света –

Сирени буйной дивный край к ней звезды осыпал приветно…

Улыбкою за все года впервые сердце озарилось –

Протягивал ей ландыш альв, а ей подумалось – впервые…

«Ты можешь быть счастливой, Петра, и дальше мы с тобой пойдем –

Туда, где жаркие рассветы сменяются грибным дождем!

Зови меня Альданом… Альвы свои черпают имена

Из ветра, шепота дубравы, из серебра, что вьет луна….

Теперь же мы покинем, Петра, звенящую в веках весну –

Нас ждет за поворотом лето, ты встретишь молодость саму!»

Часть четвертая: МОЛОДОЕ ЛЕТО

 

Альдана с Петрой взяли в круг, взлетевши, звездочки сирени,

Смешался с ароматом звук далекой солнечной свирели…

Их вихрь сиреневый унес к неведомым еще просторам,

И лепестки душистых звезд сменились роскоши узором!

Везде, куда ни падал взгляд, в зеленых листьях изумрудов

Пестрел цветами дивный сад над серебристой гладью пруда –

Летела песня соловья из-под тенистых кущ дубравы,

А небо, синевой горя, над миром солнце рассыпало!

Потом ленивый летний зной сменился радостной прохладой,

Запахло близкою грозой над прудом и тенистым садом –

Взметнулся альвов хоровод, что в отблесках летящих молний

Играли средь бурлящих вод под музыку и песни грома!

Гроза, утихнув, унеслась. Как яхонты горели капли,

Что изумрудная листва и нежные цветы впитали…

Вот альвы облетают сад, и волосы червонна злата

Под солнцем молодым горят, а небо их улыбкам радо…

Но вдруг у пруда горький вздох раздался – и слеза упала

На изумрудных трав покров, на водных лилий покрывало –

И Петра вздрогнула, узнав сестры любимой тихий голос,

Мелькнула средь цветочных трав копна волос, как спелый колос…

Глаза печальной синевой сквозь дымку слезную блестели –

Поникла Лития главой над светлой солнечной купелью…

Вдруг голос грубый и чужой ворвался в сад красы и света –

Михай за Литией пришел, и в воздухе пахнуло снегом…

За руку Литию схватив, не слушал он ее упреков…

Он так бессовестно красив, и так безжалостен жестоко.

Они исчезли… Дивный сад опять дышал миротворенно,

Но Петры беспокойный взгляд искал несчастную сестренку…

Альдан ей ласково кивнул, с жестокой болью примиряя,

И дивный лотос протянул, где свет зари играл, блистая…

Вкруг Петры альвы собрались и поманили за собою –

Их встретила златая высь и закружила над землею!

В разгаре лета мир звенит под музыкой искристых красок,

В густых лесах прохлада спит, а ветер нежно тих и ясен.

Земля сверкает и живет, и каждый вздох напоен светом,

Багряно-розовый восход огнем мечты укроет небо…

И вот уж манит и томит ярчайший полдень знойной ленью,

А пряных трав альковный вид зовет забыть тоску и время —

И Петра погрузилась в сон среди цветочных ароматов,

Ей словно дивный перезвон звучали песни летних альвов…

Перебирая серебро седых волос у изголовья

Сидел Альдан… Заволокло альвийский взор туманом боли…

Проснулась Петра – аромат кружился в воздухе вечернем,

И сочный дивный виноград ей сыпал гроздья на колени.

Его тягуче-пряный сок проник живительным нектаром –

И в сердце радости росток вдруг распустился цветом алым!

Ей захотелось мир обнять и раствориться в синем небе,

Беспечным облаком летать, купаясь в лучезарной неге!

В глаза ее смотрел Альдан, свет мира сохранить стараясь,

Он Петре ласково сказал, благословляя эту радость:

«Ты видишь, видишь сердцем, Петра! Прекрасный мир – он пред тобой,

Его любовь даст все ответы на боль, посланную судьбой.

Ты – часть его! Ты – искра неба! Дыханье ночи, зыбь морей,

Закатный всполох, луч рассвета – все это часть души твоей!

Пойдем же – золотые ветры зовут в осенний хоровод,

Прекрасна осень! В час рассвета земля в багряном сне живет…»

Червонным золотом блеснув, взлетели волосы – и альвы

В беспечном танце взяли в круг их с Петрой… Летний сон растаял…

Часть пятая: ЛЕГЕНДЫ ОСЕНИ

 

Где ветер шелестит листвою, еще зеленой, но уставшей,

Несмелый лучик опоздавший, пробьется лентой золотою…

Еще пока чуть-чуть заметной змеею подкрадется осень,

И небо станет серым в просинь, и соберутся в круг все ветры.

Но час за часом, постепенно, ступая по листве смелее,

Рисуя краски все живее, укроет мир парчой осенней…

***

 

Огонь разлился по лесам, и с золотом переплетаясь,

Готовит землю к дивным снам и провожает птичьи стаи.

Здесь листопадов хоровод, взлетая, опадает вихрем,

Прозрачно-серый небосвод клубится ветром, ложно-тихим…

И через дымчатый полог искристо-ледяной стрелою

Ворвется в осени чертог бродяга Севера! – И взвоет

Все поднебесье, и земля поклонится лихому ветру –

Взметнутся в танце октября огнем пылающие ветви!

…Альдан смотрел на этот вальс, и по немому повеленью

Его прозрачно-серых глаз листва по кругу полетела –

Вкруг Петры лентой золотой кружились листья, опадая,

И в вышине, над головой, они вились, как птичья стая…

Они шептали ей… неслись слова по парковой аллее –

А листья поднимались ввысь – прощались? Плакали? Жалели?…

Но вот Альдан, осенний альв, волшебник, мир ей показавший –

Не чувствует листвы печаль, что кружится в последнем вальсе?

Альдан, тревогу уловив во взгляде Петры, улыбнулся,

И листья взвились в этот миг, сливаясь с ветром в поцелуе –

Они не тосковали, нет! Сияли радостно, как искры!

А ветер Петре дал ответ на сотканные грустью мысли:

— «Что может осень дать природе! Кружится, золотом горя,

В последнем ярком хороводе листва, в преддверье ноября –

За этим танцем предзабвенным не смерть… Но новая заря!

Она вернется с юным ветром, лишь сгинет полог февраля.

Но это будут уж не листья – сверкая в предтуманном сне,

Прольются водопадом чистым в искристо-лунном серебре…

Тех, кто ушел, жалеть не надо – они, последуя судьбе,

Прольются над цветущим садом, в ночной воскреснув тишине –

Открыт им будет мир подлунный, недосягаемая даль!

Так не жалей! Твои пусть думы оставит ложная печаль…»

Все стихло… Золото-багрян, нарядом роскоши одетый,

Осенний парк безмолвно ждал велений северного ветра…

Но вот послышались шаги – и женщина, вздохнув устало,

Остановилась у рябин, любуясь платьем рыже-алым.

Стареющая красота ее лица необъяснимо

Внушила Петре смутный страх, в воспоминаниях хранимый…

Она узнала взгляд сестры! Но было в нем так много боли,

Отчаянной, немой тоски, в бессильном слившихся укоре…

Судьбе? Любви? Осенних стай она не слышала прощанье –

Лишь шепот-вздох один: «Михай…», и пальцы в соке горько-алом…

И вновь шаги, среди листвы кудряшки черные мелькали –

Девчушка лет восьми-десьти бежала по аллее – к маме.

И Литии печальный взгляд вдруг озарился дивным светом,

Она, навстречу сделав шаг, отозвалась ей нежно: «Петра!»

Они обнялись, листопад на мать и дочь просыпал злато,

Но старый, поредевший парк, глядел во след им виновато –

В другой аллее, вдалеке, где ветерок кружил устало,

Гоняя тени на песке, гуляла трепетная пара…

Прекрасна девушка… и май в очах агатовых бушует –

Любуясь и смеясь… Михай волну кудрей ее целует…

Все поплыло… Печально парк вздохнул, в даль полетели листья,

И затуманил ветра взгляд осенний лед слезою чистой…

От горя Петра замерла, от нежности, тоски бессильной –

Все годы Лития жила печалью о сестре любимой!

Она рыдала… А вокруг летали образы и блики –

Прозрачных взглядов, крыльев, рук из ветра абрисы возникли –

Осенних альвов череда кружилась в танце по аллее,

Взлетала, падая, листва, застыли сонные деревья…

Черноволосы и легки, прекрасны, но не беззаботны –

Так древней царственной реки текут, переливаясь, воды.

И вот уж хоровод над ней – вокруг нее сомкнулись руки,

Мелодия, что нет светлей, запела о любви, разлуке –

О встрече! Пусть через года, но те, кто дороги друг другу,

Простят… Ведь весен череда ушла, сменившись стылой вьюгой…

И лишь любовь согреет нас, утешит, утолит печали,

Прощенье исцеленье даст, с прошедшими примирит днями…

Вокруг разлилась синева, и ледяным разлившись златом,

Возникли тучи-острова – к ним увлекали Петру альвы…

Ступив под золотой полог, пройдя туманные пределы,

Они… в пустыне? Нет… исток берет здесь жизнь, узнав забвенье –

Альдан взял за руку ее, предупреждая удивленье,

И на краю Песков Времен открыл ей вечности значенье:

— «Здесь свет перетекает в тень, проходит лентой бесконечной,

Походкой легкой и беспечной уходит в вечность прошлый день.

Его следы погаснут завтра, лишь память может сохранить

Любимых лиц, мгновений нить, ушедших как вода, внезапно.

Здесь время сыплет как песок свои бесценные минуты,

Здесь ночь и вечер, день и утро лишь вечности седой кусок…

Здесь остается только пепел живущих прежде душ людских,

Воспоминанием о них взовьется ввысь песчаный ветер…

Здесь листья прежних листопадов лохмотьями истлевших ран

Исчезнут, чтоб пройдя туман, воскреснуть в песне водопадов.

И здесь потоки бурных вод, по капле на пути теряя,

Исчезнут за златистым краем, возобновляя время ход.

Лишь только смоет листопад земную тщетность всех желаний

Багряно-розовый закат откроет занавес над гранью –

Там раствориться наша жизнь, вольется звездною волною

В небесно-золотую высь, что вечно светит над землею…

Здесь нет конца и нет границы, но может оборваться след,

Дороги радости и бед летят отсюда, словно птицы…

В седых песках извечной были нельзя ни вспомнить, ни забыть,

Ни ненавидеть, ни любить – лишь видеть искры звездной пыли…

Пойми же, Петра – ты лишь блик, лишь искра, но твое дыханье

Вольется в бесконечный мир, ты на пороге мирозданья!

Обида, ненависть и гнев – ничто! И в вечности чертогах

Они растают, словно снег, но не любовь! Твоя дорога

Еще не пройдена, и круг еще не завершился… Старость

Вернет надежду – среди вью ты сердцем, наконец, оттаешь…»

Пески Времен, застыв, легли, и звуки смолкли над пустыней,

Исчезли звездные огни, погасли тучи золотые…

И вот уже осенний парк встречает шепотом печальным,

Но Петры посветлевший взгляд блуждает за чертогом дальним…

Осенних альвов хоровод блуждал среди парчи багряной,

Неся вечерних звезд восход – холодных, сумеречно-ранних.

Вливаясь в золото листвы, свет серебристый растворялся

В дыханье призрачном зимы и звуках ледяного вальса…

Часть шестая: ПРЕДВЕЧНАЯ ЗИМА

 

Хрусталь, алмазы, серебро… Среди зимы великолепья

Слепящее-белым все цвело и отражалось в светлом небе –

Кружились белые цветы, ложась чарующим узором

На бриллиантовые льды, соткав зиме ее покровы!

…И Петре в жаркую ладонь упал цветок невероятный –

Сияньем ледяным огонь скользил по граням бриллианта…

Она смотрела – в глубине мерцали… отраженья, тени?

В холодно-снежном серебре по кругу лепестки летели…

Сирень ли, звезды? Белый вихрь, сверкая, опадал – но снова

Взлетал, кружа… И вдруг затих, под гранями кристалла скован –

Цветок вспорхнул с ее руки. И зачарованная Петра

Следила, как его огни, переливаясь, гаснут в небе…

Альдан ей указал на лес, великолепная картина

Открылась Петре – свет небес сверкал на ветвях исполинов!

Иссиня-белый легкий пух, кружась, ложился на деревья,

Сковав запястья тонких рук кольцом браслетов индевелых…

Слегка качались ветру в такт украшенные снегом кроны,

С зеленых осыпая лап смолою пахнущую хвою…

На поле вспыхнула метель, взлетела дымом бело-алым,

Сверкнула, распадаясь тень – и зимние возникли альвы!

Во взглядах вечная печаль и вечный свет зари грядущей…

Волос искрящихся вуаль сливалась с небом бело-жгучим…

Прекрасны альвы зимних снов – привратники чертогов Смерти,

Что среди снежных облаков ушедших на пороге встретят…

Мелодия взлетела ввысь – звеняще-нежным переливом

В ней быль и сон переплелись, альвийским сотканы мотивом…

В очарованье замерев, смотрела Петра восхищенно,

Как кружится искристый снег, взлетая, падая покорно –

Причудных образов, теней, трагикомичный лиц и масок

Явилась череда… и ей открылся мир граничных красок!

Вот ледяной сверкает трон, увитый искрами кристаллов,

Что свет струят со всех сторон, громаду освещая зала…

За троном справа тихий свет играет на листве зеленой,

Уводит взгляд искристый след вдаль дивной чащи незнакомой.

За троном прямо – зной пустынь, Пески Времен звенят, меняясь,

Над ними золотая синь простерлась без конца и края.

От трона слева – только тьма, без тени, блика. Очертанья…

Слышны лишь шепот да мольба, и приглушенное стенанье…

Взметнулись образы – на трон взошла сама Царица судеб!

И под тревожный перезвон несмело в зал шагнули люди…

Альдан, что рядом с ней стоял, вздохнул задумчиво-печально,

На призрачный взирая зал и ветер слушая хрустальный…

— «Ты видишь три дороги, Петра… И то – последние пути,

Что люди высшей волей Смерти должны вдаль вечности идти…

Там, справа – радости чертоги для тех, кто слишком трудный путь

Прошел средь горя и тревоги, не дав другим в них утонуть –

Кто волей, словом или делом к спасению привел людей,

Забыв себя, добру был верным, и нес Любовь в пучину дней…

А слева, видишь? Мрак без края – для тех, кто жил среди страстей,

В жестоком пламени сгорая, и сеял боль среди людей.

Кто для себя сбирая блага, губил и души и тела –

Для них у Смерти нет пощады, их примет безвозвратно тьма.

А там, скитальцами в глубинах им предстоит бродить без сна –

Среди огня, клыков звериных – таит бессчетно тварей тьма.

Лишь иногда они на землю вернуться могут – краткий срок

Покоя есть у приведений и шанс исправить темный рок…

А там, за троном, видишь. Петра? Горят, звеня, Пески Времен –

За медным заревом рассвета вздымает крылья вечный сон…

Ты видела сама – ты вспомни как мимолетны и легки

Там чувства? Разуму и воле несут забвение Пески…

Что ж, Петра,.. ты узнала много, круг Жизни весь перед тобой

Открылся, и его дороги легли туманной пеленой –

Ты выберешь свою, и звезды тебе прочертят путь Зимы,

Для света не бывает поздно, и люди не обречены…

Я вижу средь седой зимы, как удивительно и ясно

Горит рассвет на грани тьмы, рассыпав искры бликов красных.

И как холодный серый мрак окрашен золотистым светом,

Так нереален странный знак – как встреча зимней мглы и лета…

Среди морозной тишины искрится снег в холодной дымке –

А среди звездной вышины огнем цветок пылает зыбкий.

И распускается бутон, и гаснут звезды ледяные –

Горит заря… И лишь потом взойдут туманы снеговые.

Погаснет жар рассветных грез, и снова серебро струится

Среди ветвей седых берез, но утро снова возвратится…»

Погасли блики. Вновь кружась метель взлетела, словно пламя,

Мелодия, звеня, взвилась – и Петру окружили альвы:

Любовь, страдание, печаль проникли в душу, и над миром

Сквозь снега легкую вуаль сиянье звезд Зимы разлилось!

Здесь, в вышине, вокруг нее, во взглядах отражаясь альвов,

Текло, струилось серебро на грани времени и яви –

Пред взором Петры Млечный путь мерцал, и звездные пылинки

Сквозь лунного тумана грусть вдаль бесконечности скользили.

Она вгляделась – тени лиц, улыбки еле различимы,

В поток мерцающий вплелись, звезд провожая переливы:

Вот Литии печальный взгляд, веселый смех малышки Петры…

А вот она сама… И сад волшебных снов Царицы Смерти…

Ни боль, ни страх, ни горький вздох души свободной не коснулись –

Она запомнила урок, скользя по искрам в свете лунном…

Часть седьмая: ЛИСТЬЯ

Осенний парк давно не спал, окутан терпким ароматом,

Что нес расползшийся туман по дальним закоулкам сада.

Ошеломленно замерев, до боли вслушиваясь в ветер,

И ощущая каждый нерв, стояла на опушке Петра…

Одна… Она опять одна… Но…нет! Мелькнули силуэты –

И улыбнулся ей Альдан, скрываясь за границей света…

Так то не сон! Не сон пустой – непостижимая возможность

Дана была лишь ей одной, ей, что жила в терзаньях ложных…

Она вздохнула, но светло: воспоминания о чуде

В душе искрились, и легко о будущем явились думы…

Осенний парк горел листвой, любуясь в отраженьях лужиц

Нарядом роскоши златой, сияньем красных изумрудов –

Следя яркостью тонов последних предвечерних красок,

Взгляд Литии скользил назад, сквозь время и судьбы гримасы:

Она увидела тот день, осенний день туманов детства,

Когда багряная метель кружила, обгоняя ветер –

Их с Петрой к дому привели чужие люди, и соседи

Сказали сестрам, что они теперь совсем одни на свете…

Ей Петра заменила всех, дала любовь, заботу, нежность,

Дала ей все… Какой же грех на Литии лежит – безбрежный…

Предательство… Тяжелый крест давил на плечи год за годом –

Покой души навек исчез, несчастья ждали за порогом:

Исчезла Петра навсегда, Михай бездушным стал, жестоким.

Меж ними пропасть пролегла, и он ушел к той, черноокой…

Он не любил! Он никогда не мог любить – ее, иль Петру.

Он лишь играл… Ее беда в наряд ее греха одета…

Как колокольчик прозвенел: «Ах, мама! Где ты? Мама? Мама!»

Как дочка выросла, теперь она одна ее отрада…

Она красавица, и взгляд цыганских глаз лишит покоя –

Десятилетия назад ее сестра была такою…

Но.. рядом с ней… Кто рядом с ней?! Такой же взгляд… улыбка… Кто же?

Волна теперь седых кудрей… Сестра, что ей всего дороже!

Все слезы, что за столько лет роняла Лития украдкой

Потоком смыли тяжкий след, затягивая злую рану –

А Петра гладила лицо, седые волосы и руки,

Теперь простив ее за все, за годы боли и разлуки.

Она смотрела на сестру, а дальше взгляд переводила

На золоченую листву, но вспоминала звезды мира…

Как счастлива теперь она – она простила и простилась,

Пускай поймет ее сестра, но ей пора за край незримый…

Три дня она была с сестрой, рассказывая ей о мире.

О счастье, о любви, о том, что альвы ей самой открыли –

Смирилась Лития, поняв, надежду обретя, поверив,

И, отогнав тоску и страх, с сестрой решила встретить Время…

Светлела хладная заря, две женщины в саду осеннем,

Как у златого алтаря, стояли, вслушиваясь в ветер –

Хрустальный иней на листве. Подрагивая, падал в вечность,

Звеня, сверкая в тишине… Напев донес далекий ветер:

Все громче и светлей напев, вот листья взвились в хороводе,

Сверкающий вбирая снег и отражаясь в небосводе –

Золото-снежный хоровод распался льдинками кристалла,

Искрясь лучами зимних звезд, являя миру Белых альвов…

Вздохнула Лития в слезах, к сестре любимой обратилась –

Блуждал взгляд Петры в дивных снах, улыбкою лицо светилось:

Среди Привратников Зимы она увидела Альдана!

Цветок невиданной красы сверкал в руке Златого альва –

В нем было все! Сирень весны, благоуханье роз и лета,

Наряд осенних грез листвы и иней зимнего рассвета…

Альдан ей протянул цветок – коснувшись лепестков, как чаши,

Испила Петра Жизни срок, шагнув за облаком летящим:

Пред ней возник роскошный зал. Хрустальный трон Царицы Смерти,

Бесстрастный взгляд… отрезок мал, и вот… звенит песчаный ветер!

Пески Времен пред ней текут, меняя очертанья, тени –

Сверкая, гаснет Жизни круг, окутан нитями забвенья…

Исчезло Время – тихий свет струится в золотом просторе,

Искрящийся роняя след в Пески, как солнце в синем море…

Вот отдаленный тихий плеск доносит аромат прохлады,

Где призрачно-туманный лес скрывает искры водопада…

Песок струится и течет, стирая тонкие границы,

И прерывая скорбный счет годам, минутам, судьбам, лицам…

Но вот пред Петрой водопад – она скользит по тонким нитям

И видит… Золотой наряд и вальс, кружась, танцуют листья!

Вот ветер Петру подхватил и вместе с листьями златыми

Среди деревьев закружил, искристый обрывая иней…

Она увидела – вокруг осенние кружились альвы,

Взлетел напева тихий звук и протянулся к синей дали…

Она смотрела… значит, ей, когда исчезла Жизни рана,

В альвийский лес открылась дверь?! И вот пред ней глаза Альдана…

-«Ты с нами. Петра… навсегда! Одна из нас, ты – дух природы,

И без остатка, без следа земные растворились годы.

Ты помни… и пока живут те, кто любил тебя когда-то,

Воспоминанья не умрут в душе родившегося альва…»

…Стояла Лития в слезах, не в силах справиться с собою,

Кленовый лист дрожал в руках – что сделалось с ее сестрою?

Она была, исчезла вдруг, неясные мелькали тени,

Дохнуло холодом и вкруг златые листья полетели.

И ветер… Это же мотив – мелодия светло-небесна…

А снежно-светлый перелив кружит за золотой завесой…

Вдруг абрис, тонкий силуэт пред Литией возник в тумане –

И глаз родных далекий свет сердечную утешил рану:

То Петра… Да, ее глаза, лицо… Но смотрит по-иному,

Извечной мудрости полна душа, что сбросила оковы.

-«Сестренка, Лития, родная! Не плачь по мне, и не жалей –

Я счастлива теперь, за краем я дома! Средь листвы, полей –

Везде мой дом, и Звезды мира сияют, ласково маня…

Я – голос ветра, света сила, забвенье ночи, радость дня!

И ты… Твой путь еще не скоро придет к Привратникам Зимы.

С тобой я буду – в ветра хоре, в сирени молодой весны…

Теперь твоя душа свободна от прошлого, и впереди

Покой и радостные годы, не плачь! Легко вперед иди…»

В очарованье замерев, смотрела Лития, как рядом

С сестрой возник златистый свет – в тумане закружились альвы!

Ни до, ни после – никогда не знала Лития такого

Ни восхищенья, неги, сна, ни упоенного восторга…

Она стояла, замерев, глядя, как исчезают тени,

Прощальный слушая напев, что ветер над листвой развеял:

-«Мир подлунный так изменчив, жизни время скоротечно.

В лунном свете скрыты тайны вечных истин мирозданья.

Здесь мы гости – жизнь земная лишь отрезок… Там, за краем

Серебрятся в дымке лунной блики, звуки, слезы, думы…

Мы узнаем час печальный, что Луны согрет лучами…

Уходя, жалеть не будем, память оставляя людям…»

Все стихло, Лития ушла, храня воспоминанье чуда,

Что средь земных дорог и зла ей вечным утешеньем будет…

18.06.2010 г.