Дед-разиня

За деревней, у речушки,

Проживал мужик в избушке,

Жизнь его была не мёд,

Воз забот он в гору прёт,

Да печали гонит прочь,

В той работе день и ночь;

Жить ему иначе грех,

В сыновьях проблема в тех,

У него их трое, в ряд,

Кушать мальчики хотят!

Год за годом так и шли,

Все сыночки подросли.

Вот женился старший сын,

Жизнь у сына без кручин,

Средний сын жену привёл

И работать стал, как вол.

Жёны тоже при делах,

Работёнка им не в страх,

А потом они все в поле,

Нет семье на отдых доли

И, казалось, наконец,

Радуй сердце ты, отец,

Поживай без тех забот,

Наедай себе живот!

Да расстроен был старик,

Прячет он печальный лик;

Младший сын его, Емеля,

Был ленивым в каждом деле;

Эта нудная работа,

Не совсем его забота,

И жениться ему лень,

В деле он одном кремень;

Сытно, вкусненько поесть,

Да на печь скорей залезть,

Сутки спать на печке той,

Чтоб до храпа, на убой!

Так минУло восемь лет,

Как-то осень встала в цвет,

Всех в работу запрягла,

Всем сейчас им не до сна;

Лишь один Емеля спит,

Сны он чудные глядит.

Добрый вышел урожай,

Закрома, под самый край,

От излишков вновь навар;

Их сменяют на товар,

А потом уж нет забот,

Семью отдых зимний ждёт.

День базарный наступил,

На базар народ убыл,

С сыновьями и отец,

Погрузился, наконец.

Дал Емеле он наказ

Самый строгий в этот раз,

Чтоб невесткам помогал,

Их ничем не обижал,

А за помощь, посему,

Обещал кафтан ему;

Был Емелюшка согрет,

Долго он глядел им вслед,

А в деревню брёл мороз,

Стужу раннюю он нёс.

Наш Емеля влез на печь,

Сбросил все заботы с плеч,

Той минуты не прошло,

Храпом домик сотрясло.

Да невестушки в делах,

При своих они правах.

Этих дел, невпроворот,

Не смахнуть с лица им пот,

Наконец, свистульки-трели,

Тем невесткам надоели,

К печке двинулись они,

Слов своих не берегли:

-Эй, Емеля, ну-к, вставай,

Поработай-ка, давай;

Хоть воды нам принеси,

Гром тебя здесь разнеси!

Он, сквозь дрёму, заворчал,

Им слова с печи швырял:

— Неохота за водой,

На дворе мороз такой,

У самих же руки есть,

Легче вёдра в паре несть,

А, тем боле, задарма,

Не свихнулся я с ума!

Прорвало невесток тут,

В бой они опять идут:

— Что сказал тебе отец,

Помогать нам, наконец?!

Если ты пойдёшь в отказ,

Пожалеешь, знай, не раз;

Горьким выйдет тот кисель,

Про кафтан забудь, Емель!

И Емеля заюлил,

Он подарки так любил,

С тёплой печки стал вставать,

Словом начал их хлестать:

— Не орите на меня,

Вишь, уже слезаю я!

Разорались, дом трясёт,

Мертвяка ваш крик проймёт!

Он топор и вёдра взял,

До реки трусцой домчал,

Тут же прорубь стал рубить,

Рот зевотою сушить;

Нет в работе куража,

На печи его душа!

Прорубь долго он рубил,

Выбивался весь из сил,

Сделал дело, наконец,

Полнить вёдра стал, делец.

Уж ведёрки те с водой,

А ему сейчас, хоть вой:

«Ох, водичка, тяжела,

Руки рвёт мои она!

Только б мне её донесть,

Да на печь скорей залезть»!

Вдруг в ведро Емеля, глядь,

Сих чудес не мог понять;

Щука плещется в ведре,

Тесно ей в такой воде.

Тут Емеля рот раскрыл,

Удивлён не в меру был:

— Это ж надо, так попасть,

Поедим ушицы всласть,

И котлеток сотворим,

Вечер славно посидим!

Только молвит щука та:

— Из меня горька уха,

И котлеточки горьки,

Боком вылезут они;

Лучше слушай и вникай,

Да на ум себе мотай!

Возвратишь меня домой,

Стану я тебе рабой,

Все твои желанья, друг,

Я исполню, без потУг!

Говорю тебе слова,

Скажешь их, Емель, едва,

«По Емелину хотению,

 Да по щучьему велению…»

И зови любой каприз,

Будет вмиг тебе сюрприз,

А сюрпризам тем, Емель,

Нет конца, ты мне поверь!

Поражён Емеля был,

До ушей он рот раскрыл,

Щуке верил и внимал,

На печи душой лежал,

Посему и двинул речь,

Стал язык морозом жечь:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Сами вёдра пусть идут,

Сами к дому путь найдут!

Вдруг издал Емеля крик,

Ловит он счастливый миг;

Вёдра двинулись вперёд,

Без его совсем забот,

Шли тихонько, без труда,

В них не плещется вода!

Щуку в прорубь он пустил,

Вслед за ними припустил,

Заявились вёдра в дом

И на место стали в нём,

И Емеля место знал,

Тут же печку оседлал;

Храп по домику несёт,

Никаких ему забот!

Да невестушки не спят,

Вновь Емелю тормошат:

— Эй, Емелюшка, вставай,

Наруби нам дров давай!

Шлёт Емеля им ответ,

Суеты в нём просто нет:

— Я, извольте знать, ленюсь,

Делать это не возьмусь!

Вон, под лавкой есть топор,

Да и выход есть на двор!

Те невестки сразу в крик,

Не впервой им мять язык:

 — Обнаглел ты уж, Емель,

Зададут тебе, поверь!

Возвратятся вот мужья,

Мы расскажем про тебя;

Обижать не стоит нас,

Про кафтан за нами глас!

И Емеля шустро встал,

Он подарки обожал:

— Всё, невестушки, бегу,

Отказать вам не смогу,

Нарубить мне дров пустяк,

Вам я, милые, не враг!

Только женщины за дверь,

У Емели шаг не мерь.

Он на печь обратно, шасть,

Начал речь в зевоте прясть:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Эй, топор, живей вставай,

Поработай-ка, давай,

А потом домой опять,

Моего приказа ждать,

А дрова пусть в дом идут,

Сами в печку упадут!

Ну, а я вздремну чуток,

Этак, суточек с пяток!

И топорик скок, во двор,

Стал рубить дрова топор.

Нарубил он скоро дров

И под лавку, был таков,

Те дровишки в печку, прыг,

Разгорелись, в один миг!

Шло за ночью утро вслед,

В окна брызнул слабый свет,

А морозец на дворе,

Загулял по той поре;

Огонёк дрова съедал,

Аппетитом не страдал,

Исходил запас тех дров,

Под угрозой отчий кров!

Вновь невестки кажут лик,

Прут к Емеле, напрямик:

— Ты, Емеля, в лес езжай,

Дров на вывоз припасай,

И в отказ идти не смей,

Собирайся, дуралей,

Неровён ты нас, обидишь,

То кафтана не увидишь!

С печки он тихонько слез,

И на дворик, под навес,

В сани лошадь не запряг,

Развалился в них, чудак!

Посмешил он здесь народ,

Смех по улицам идёт,

А Емеля, в тех санях,

С речью странной на устах:

— Эй, людская простота,

Отворяй-ка ворота!

Вам, народец, доложу,

По дрова я в лес спешу!

Чудеса народ творил;

Ворота пред ним открыл:

— Ты, Емель, не тормози,

Много дров домой вези!

Рысью, рысью и в галоп,

Чтоб не бил тебя озноб!

Смех волною покатил,

Тут Емеля рот раскрыл:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Поезжайте в лес вы, сани,

Возвратимся мы с дровами!

С места сани сорвались,

По дороге понеслись.

Диву дивится народ;

Сих чудес он не поймёт!

Прикатил Емеля в лес,

Обозначил интерес:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Ну-к, топорик, навались,

До семи потов трудись

И с дровишками, домой,

Я ж посплю часок, другой!

Вмиг Емелюшка уснул,

В ус себе совсем не дул.

А топор был молодец,

Погулял в бору, делец,

Был в работе голова,

Бор пустил он на дрова,

В сани скоренько убыл,

В них топор чуток остыл.

Сани двинулись домой,

Те дрова в санях – горой!

А Емелюшка в дровах

Спит, с румянцем на щеках.

Оказался слух так скор,

Царь узнал про этот бор,

Возмутился он: — Наглец,

Что за свинство, наконец?!

Порубить мой бор в куски,

Вправлю я ему мозги!

Бьет тревогу царь в набат,

За Емелей шлёт солдат,

И солдаты прямиком,

Ворвались к Емеле в дом,

Стали мять ему бока,

Разбудили в нём зверька.

Слёз своих он не скрывал,

Всех их, словом удивлял:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Бей их, палка, не ленись,

Перед ними не срамись!

С места палка сорвалась,

До солдат тех добралась.

Им, служивым, и не снилось,

Впасть в Емелину немилость,

И позора им не смыть,

Убегали, во всю прыть;

Доложили о Емеле,

Синяков сокрыть не смели.

Возмутился государь:

— Он воистину дикарь!

Так избить моих солдат,

Не пойдёт такой расклад;

Во дворец его, к утру,

Битым быть теперь ему!

А Емеля, той порой,

Позабыл про этот бой.

Он печурку обнимал,

Ни о чём не горевал.

Вот за ночью, наконец,

От царя к нему гонец;

Офицерик – мокрый ус,

С ходу он вошёл во вкус:

— Одевайся, поскорей,

И до царских, до дверей!

А Емеля, знай, лежит,

Да под нос себе бубнит:

— На указ мне наплевать,

Царь ваш может подождать!

Как на двор придёт капель,

Соизволю я к вам, в дверь!

Возмутился вмиг гонец:

— Ты, Емеля, не жилец!

Он покрепче сжал кулак,

Наглецу влепил тумак;

Пал Емелюшка с печи,

Позабыл про калачи,

Стал в обиде он бледнеть,

Гневом праведным гореть:

— Ты же, братец, офицер,

Мне, какой даёшь пример?!

Но урок я сей, учту,

Научу тебя уму!

Офицер усы утёр,

На Емелю вновь попёр:

— Ты ещё и возражать,

Служку царского пугать?!

Я кому сказал, вперёд,

И раскрой попробуй рот!

Офицер рукой взмахнул

Тут Емеля психанул,

Стал судьбу его вершить,

Усмирять такую прыть:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Поработай-ка, ухват,

Задай хаму во сто крат!

И ухват давай летать,

Служку царского долбать.

Резво он к царю бежал,

Сказ ему пересказал.

Царь готов был вынуть меч,

В гневе том он начал речь:

— Кто доставит, наконец,

Мне Емелю во дворец?!

Чин пожалую тому

И медальку, посему!

Вмиг нашёлся хитрый бес,

В душу, он к царю залез,

До невесток поспешил,

Обо всём их расспросил,

Про кафтан у них узнал

И Емеле клятву дал;

Мол, поедешь ты со мной,

Ждёт кафтан тебя любой,

Да ещё подарков много,

На обратную дорогу!

И Емелюшка раскис,

На плечах его повис:

— Поезжай-ка ты, гонец,

Поскорее, во дворец!

За себя я поручусь,

За тобою вслед примчусь,

Свой кафтан заполучу,

Да такой, какой хочу!

Хитрый бес убыл без бед,

Изложил царю секрет.

А Емеля в думку впал,

Он на печке рассуждал:

— Как же я оставлю печь,

У царя там негде лечь?!

Долго он ещё сидел,

Весь от думки той потел,

Осенило разом, вдруг,

Мысль его пошла на круг:

— На печи поеду, так,

А иначе мне никак;

На своих — двоих ходить,

Можно ноги повредить,

Он не тратил много слов,

Говорил, не знал оков:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Поезжай-ка, печь, к царю,

А я сон свой досмотрю!

Печка с места подалась,

До дороги добралась,

С ходу двинулась вперёд,

Диву дивится народ:

— У такого молодца,

Чудесам сим, нет конца!

Печка, знай себе, скользит,

Из трубы дымок струит.

Вот примчалось, наконец,

Это диво во дворец.

Царь картину эту зрел,

На глазах у всех белел,

Взгляд к Емеле обратил,

Строго с ним заговорил:

— Ты зачем же царский бор,

Запустил под свой топор?!

За поступок, сей дурной,

Ты наказан будешь мной!

Да Емеля не дрожал,

Он с печи ответ держал:

— Всё «зачем», да «почему»,

Я тебя, царь, не пойму!

Ты кафтан мне подавай,

У меня ведь время, в край!

Царь открыл в том гневе рот,

На Емелю он орёт:

— Ты, холоп, царю дерзишь,

Раздавлю тебя я, мышь;

Вишь, разлёгся, барин, здесь,

Ты опух от сна уж весь!

Да Емеле не вопрос,

Речь царя из слов — угроз!

Он на дочь царя глядит,

Счастья в нём поток бурлит:

«Ох, красавица, не встать,

Дело нужно мне верстать,

И к царю в зятья попасть

Захотелось, прямо страсть»!

Развязал он язычок,

Перешёл на шепоток:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Пусть же доченька царя,

Тут же влюбиться в меня,

Чтоб страдала от любви,

Чтоб в слезах была все дни,

И давай-ка, печь, домой,

Скукота здесь, волком вой!

Больно царь до слов охоч,

Слушать мне его невмочь!

Из дворца он покатил,

Царь словечки проглотил,

Стал он в гневе зеленеть,

Местью праведной кипеть,

А Емелю печь несёт,

Снега шлейф за ней идёт,

Прикатила печка в дом

И на место стала в нём.

Вот в народ идёт молва,

Разлилась водой она;

Про любовь царёвой дочки,

Про её бессонны ночки.

Царь ругает денно дочь:

— Я устал слова толочь!

За Емелю не отдам,

Не вводи отца ты в срам;

Уважай чуток меня,

Иль тебе не дорог я?!

Дочь не слушает отца,

Его мудрого словца.

Осерчал тогда отец:

— Это дерзость, наконец!

Непокорная какая,

Ждёт тебя судьба иная!

Свадьбе этой не бывать,

Вам наследства не видать!

Слуг он скоренько собрал,

Им приказ жестокий дал:

— Нужно им задАть урок,

Изготовьте бочку в срок,

В изготовленную бочку,

Посадить такую дочку,

И Емелю опоить,

С нею вместе заточить!

К морю бочку ту свезти,

Приговор там привести;

Бочку в море с ходу бросить,

Пусть её волнами носит.

Слугам выпал в первый раз,

Исполнять такой приказ,

Но ослушаться нельзя;

Бочек много у царя,

Посему и жалость прочь,

Сей приказ свершился в ночь.

Бочка скоро на просторе,

Бьёт её волною море,

В бочке наш Емеля спит,

В бочке сны опять глядит.

Долго, коротко ль он спал,

Скоро страх его поднял,

В темноте и страхе том,

Бил он словом, напролом:

— Кто здесь рядом, отвечай,

Или двину невзначай?!

Он дыханье затаил,

Голосок был очень мил:

— Не ругай меня ты зря,

Здесь, Емеля, дочь царя!

Заточил отец нас в бочку

И на том поставил точку.

В море мы сейчас с тобой,

В споре с пагубной волной,

А погибнуть нам, иль нет,

Лишь у Господа ответ!

И Емеля понял суть,

Возмутился, не вздохнуть,

Стал он быстро говорить,

Чудеса свои творить:

— По Емелину хотению,

Да по щучьему велению,

Налетай же, ветерок,

Чтоб в беде ты нам помог!

Занеси нас в дивный край,

Нас из бочки вызволяй!

Ветер тут же налетел,

Бочку с ходу завертел,

Вмиг с воды её схватил,

Вверх с собою потащил,

Как до берега донёс,

В щепу бочку он разнёс

И умчался, стороной,

Тишь оставил за собой.

Дивный остров встретил их,

При красотах всех своих:

Золотой дворец на нём,

Птиц полным-полно кругом,

Чуть в стороночке – река,

В ивах чудных берега,

Воды реченьки чисты,

Есть берёзки у воды,

А в округе – светлый лес,

Да луга цветных небес.

А Емеля, сам не свой,

Пред царевной молодой;

Взор его огнём горит,

Сердце ноет и болит.

Он не стал пред ней чудить,

Попросил женою быть;

Не пошла она в отказ,

Взор её в Емеле вяз.

Свадьба длилась три недели,

Танцевали все и пели,

Люд простой на свадьбе был,

И едал, и много пил,

И отец, и братья были,

И невесток не забыли,

А царь-батюшка, в слезах,

Им покаялся в грехах,

И Емеле трон отдал,

И ничуть не горевал,

И Емеля, уж царём,

К щучке той явился днём,

Перед ней спины не гнул,

Волшебство он ей вернул.

Десять лет с тех пор прошло,

Ох, водички утекло!

Наш Емелюшка, как Бог,

Под собой не чует ног;

Правит сутки, напролёт,

Хорошо народ живёт!

У Емели пять детей,

Пять прекрасных сыновей,

Только, правда, пятый сын,

Уж совсем ленивый, блин!

Есть ещё один секрет,

Пусть его узнает свет;

Царь воздвиг за троном печь,

Да ему на час не лечь;

Коль теперь ты, братец, царь,

То бока свои, не парь,

А на печь нашёлся спрос,

Держит сын по ветру нос;

Он на печке сутки спит,

Царь на сына не кричит.