О волшебном луке, золотом олене и певчей птице ч.3

…продолжение

К н и г а п я т а я

ПИР В БЕЛОМ ЗАМКЕ

I

Зораб обрадован был вестью

О приближенье к замку персов;

Ему наскучило давно

Сидеть без дела за стенами

И ждать прибытия гостей…

Вот наконец пожаловали гости.

И было все готово к их приему:

И замок, снова укрепленный,

И рать, и мужество Зораба.

И вместе с Баруманом

Зораб, взошед на башню.

Окинул, как орел,

Очами всю окрестность —

Очам его открылось

Идущее вдали,

Дружина за дружиной,

Бесчисленное войско.

Как смелый радуется ястреб,

Увидя стадо голубей,

В котором он любого

Из множества в добычу выбрать может,

Так храброго Зораба

Обрадовала сила

Идущего против него врага.

Но Баруман от страха побледнел;

И, страх его заметя,

Зораб сказал с улыбкой:

«Не бойся, наведи

На щеки прежний их румянец.

Смотри, какой огромный ряд дружин!

Как он оружием сверкает!

Как много их сюда пришло,

Чтоб здесь мне дать победы славу!

И слава та навек моею будет!

Но если б я и гибель встретил

В борьбе с такой великой силой —

Все будет мне хвалою от людей,

Что я дерзнул надеяться победы.

Против утеса одного

Их море целое стеклося;

При имени моем затрепетал

В своей столице Кейкавус;

Все витязи Ирана,

Которых множество и силу

Повсюду славят в громких песнях,

Сошлися здесь против Зораба.

Скажи, о Баруман,

Не видишь ли в толпе

Там витязя такого,

С которым было б славно

И радостно сразиться,

Который лишь на сильных

И славных подымает

Прославленный свой меч,

Которому в бою не уступить

Великой честью озарило б

Мои младые годы?

Скажи, о Баруман,

Не видишь ли в толпе

Там витязя такого?»

Так спрашивал Зораб;

Но он не смел

По имени того назвать,

От чьей руки так скоро

Ему судьба назначила погибнуть.

II

И Баруман ответствовал Зорабу:

«Там много витязей, с которыми сразиться

Тебе великой было б славой;

Но знать хочу, о ком ты мыслишь сам?

О! благородно пламенеет,

Как факел, ночи озаритель,

Твоей души отважность молодая!

Но берегись, чтоб не упал

Твой факел в воду, — в хладной влаге

Он заклокочет, зашипит

И, задымяся, вдруг погаснет;

Не ведай страха, но врага

Не презирай: непостоянно счастье:

За ним твой конь летит, как на крылах,

Но миг один — во рву и конь и всадник.

Был мир, война спала —

Ее теперь ты разбудил;

Но знаешь ли, какую схватит

Она добычу жадными когтями?

Не удивляйся ж, примечая,

Что я дрожу,- не за себя дрожу я,

Дрожу за всех, чей будет вынут жребий,

И за тебя — судьбина прихотлива,

Она всегда бросается на лучших.

Иди же в бой, Зораб,

Не опрометчивым ребенком,

А твердо-осторожным мужем.

Благодари Афразиаба,

Что сильною тебя снабдил он ратью;

Стон с нею здесь, прикрытый крепким

замком,

Унершися в пего ее крылом,-

И враг тебя не одолеет; если ж

Захочешь славы — пусть тобой

На поединок вызван будет

Тот витязь, кем стоит Иран

И кто, сраженный, увлечет

В свое падение всю силу

И все величие Ирана».

Так говорил Зорабу,

Мешая мед совета

С отравою измены.

Коварный Баруман;

Но не посмел и он назвать

По имени Рустема: он бледнел

При этом имени — измена,

Как тайная змея,

Его сосала сердце.

Без подозренья, без тревоги,

Полюбовавшись на блестящий,

Равнину всю покрывший стан,

Зораб пошел с подзорной башни

И пир велел роскошный приготовить,

Чтоб весело, при звуке флейт и арф,

При звоне кубков, при шипенье

Злато-пурпурного вина,

Отпраздновать с друзьями

Врагов желанное явленье.

III

Тем временем в широкий стан

Иранское сдвигалось войско;

Сперва казалось, что коням,

Слонам, верблюдам будет тесно

Все беспредельное пространство;

Но наконец — когда разросся

Огромный лес шатров, и протянулись

Рядами улицы, н на широких

Меж ними площадях

Живая разлилась торговля —

В спокойное пришел устройство

Кипевший бурно беспорядок.

Когда ж на западное небо

Склонилось солнце и зашло

За край земли — утихло все,

И каждый ратник под своим

Заснул шатром, и в высоте

Один раскинулся над всеми

Шатер небес, звездами ночи

Усыпанный необозримо.

И в этот час, пришедши к шаху,

Ему сказал Рустем:

«Я не могу без дела оставаться;

Хочу идти к Зорабу в гости;

Хочу увидеть, кто навел

На вас такой незапный ужас;

Хочу взглянуть в лицо богатыря,

Перед которым весь Иран

Так задрожал; хочу своими

Глазами видеть, стоило ль труда

Седлать мне Грома, надевать

Свой старый шлем, и будет ли какая

Мне честь его убить моей рукою.

Туран я часто посещал;

Я знаю их язык и их обычай:

Турецкое надевши платье,

Прокрасться я намерен в Белый Замок

И все там осмотреть. Я у тебя,

Державный шах, пришел просить

На то соизволенья». Кейкавус

С улыбкой отвечал: «Рустем,

Ты и в турецком платье будешь

Красой и славою Ирана.

Рука всей рати в день сраженья,

Ты хочешь быть и зорким оком

Ее во тьме ночной. Иди,

И будь тебе проводником всевышний».

IV

Одевшись турком, осторожно

Отправился в свой путь Рустем.

Хотя в шатре он все свои доспехи,

Свой панцирь, шлем и даже меч покинул —

Но безоружен не остался:

Его рука была, как булава

Железная, крепка. Во мраке ночи

Он к Белому подходит Замку —

Там были слышны крики пированья;

И близ ворот незатворенных

На страже не стоял никто. Как лев

голодный,

В тот час, когда, забыв

Заграду затворить, беспечно пастухи

Шумят на празднике ночном,

Врывается в средину стада

И из него сильнейшего быка

Уносит,- рев услыша, пастухи

Бегут за хищником; но он

С добычею, погони не страшася,

Медлительно идет в свой страшный лог,

А пастухи назад приходят в горе,

И вовсе их ночной расстроен праздник,-

Так в замок грозный лев Рустем

Прокрался пир расстроить турков.

Там двор широкий весь был озарен

Огнями; он шумел

От говора пирующих, от звона

Вином кипящих чаш,

От пенья, от бряцанья струн,

От бешено-веселой пляски:

Врагов явленье праздновал Зораб,

И все с ним праздновало войско.

И, притаяся в темном

Углу, на все смотрел

И видел все из темноты

Никем не видимый Рустем.

V

На пиршестве беспечно

При факелах зажженных

Зораб сидел с гостями;

На нем не шлем железный,

А праздничный из свежих

Цветов сиял венок,

И он, сам яркий блеск,

Был ярким окружен

Блистаньем, был прекрасен,

Как цвет благоуханный

Надежды, и в его

Груди кипела младость;

И голову младую

Он бодро подымал

И, обегая оком

Воспламененным праздник,

С весельем горделивым

Считал с ним пировавших

Сподвижников. И, видя

Его перед собою

Прекрасного так чудно,

Они позабывали

Вино, и клики их

До неба возносили

Его хвалу и славу.

А той порой из неба

С благоволеньем звезды

Смотрели на него,

И на небе о нем,

Земной звезде прекрасной,

Назначенной так скоро

В своей красе угаснуть,

Печалилися звезды.

Тогда одна из них

Своим сестрам небесным,

Печальная, сказала:

«Как жаль, что этот цвет

Так скоро, скоро должен

Увянуть! На земле

Прекрасного являлось

Нам много… и очей мы

Отвесть не успевали,

Как уж с земли оно

Скрывалось,- но доселе

Еще нам не случилось

Там видеть ничего

Прекрасней и мгновенной

Тон прелести, какая

Так сладко в зтот миг

Собой нас утешает

И так своею быстрой

Кончиною печалит.

О, как он мил! Как весел!

Пошлем в сиянье наших

Очей, им веселимых,

Видение туда.

Где мать о нем тоскует,

Куда уже к ней он

Не возвратится вечно:

Пускай его она

Хоть раз еще увидит

Живым, цветущим, полным

Отваги и надежды…

Его, быть может, завтра

Придет схватить судьбина».

VI

Так говорили звезды неба

О милой праздника звезде.

И вот они паров и блеска —

В пространстве воздуха разлитых

Меж небом и землею — взяли

И свили сон…

И этот сон подобен

Был разноцветному ковру,

Блестящему шелками,

Какой жених издалека

Невесте милой посылает:

На нем она в земле своей

Все видит, что в земле далекой

Ее возлюбленного очи

Встречают: горы снеговые,

И многоводные потоки,

И чудных птиц на неизвестных

Деревьях. И когда

На тот ковер невеста

Глядит — ей мнится, что сама

Она с ним странствует, что близ нее

Он, воэвратяся, отдыхает.

Такую ткань видений

Из блеска и паров

Соткали звезды в высоте;

И дали воздуху они

Ее нести и с нею тихо

Лететь в Туран,

Чтоб спящей матери лицо

Она неслышимо покрыла;

И воздух полетел;

И матери привиделся прекрасный,

Как утро светлый сон;

И в этом сне увидела она

Сидящего на пиршестве ночном

За полным кубком сына;

Его горели щеки,

Его уста цвели,

Его сверкали очи,

Он полон был отваги;

И таяло от радости в ней сердце;

Казалось ей, что он

В немногие разлуки дни

Из отрока созрел

Могущественным мужем;

И вкруг него, казалось, много

Знакомых ей и незнакомых

Сидело витязей. Но в стороне,

Она увидела, стоял Рустем

Один; и, притаясь, из темноты

Смотрел на праздник он сурово;

Ей стало чудно и прискорбно,

Что к сыну выйти не хотел

Отец на свет; но горе скоро

Провеяло, как легкий воздух;

Ей стало весело, что к сыну

Отец так близко и что он,

Свою узнав повязку,

Из мрака выйдет и ему

С любовию протянет руку.

VII

Тем временем, как матери душа

Была таким прекрасным сновиденьем

Лелеема, Зораб

С гостями праздновал беспечно;

И пили все кипучее вино.

И два из них сидели рядом,

Один по правую, другой

По левую с ним руку:

Был слева Баруман,

К нему не из любви, не для храпенья

Приставленный Афразиабом;

А справа Синд; его

Послала вслед за сыном мать,

Чтоб, с глаз Зораба не спуская,

Он был ему в чужой земле

Хранителем и верным другом.

Он был из рода семенгамских

Царей, был крепок силой, ростом

Высок; был чуток слухом

И так очами зорок,

Что ночью видеть мог как днем;

И это побудило мать

Ему надзор за сыном вверить,

Дабы, когда им встретится Рустем,

Он мог немедля

Его Зорабу указать

(Остались в памяти у Синда

Черты Рустема с той поры,

Когда царем он в Семенгаме

Был так роскошно угощен

И браком сочетался

С царевною Теминой).

И Синд на празднике Зораба

Сидел, вино из кубка пил

И молча думал: «Завтра

Ему я укажу Рустема».

VIII

Но рысьими глазами Синд

Увидел вдруг, что кто-то в темноте

Стоял и прятался. Он встал

И к месту темному пошел

Поспешным шагом, чтоб своими

Его глазами осмотреть.

Он там увидел великана,

Огромного как слон;

Не помнилось ему, чтоб кто подобный

Его глазам когда встречался;

Таким он видел одного Рустема:

Но этот был в турецком платье,

Хотя и замечал

В нем Синд как будто что чужое.

«Кто ты? — воскликнул Синд.- Зачем

Здесь спрятался и выступить на свет

Не хочешь? Покажи свое лицо

И дай ответ». Но не дал

Ему Рустем ответа.

Тогда могучею рукою

Его за платье Синд схватил,

Чтоб вытянуть на свет из темноты;

Но булаву руки тяжелой

Рустем взмахнул

И грянул Синда кулаком

По голове — и Синд упал,

Не крикнув, мертвый. Той порой

Зораб, приметив, что ушедший

Не возвращался долго Синд,

Послал проведать, где он;

И посланный, его увидя

Бездыханно лежащего, обратно

Как исступленный прибежал,

Крича: «Убили Синда! Синд

Убит!» Затрепетав, Зораб

Вскочил; вскочили с ним вес гости

И с факелами побежали

Толпою к месту роковому.

Там на земле недвижим Синд лежал;

Он был убит — но кем?

Никто того не ведал.

IX

«О горе! — возопил Зораб.-

В заграду волк ворвался

И лучшего зарезал в стаде

Овна; а пастухи

С собаками дремали.

Скорее все в погоню за убийцей !..»

Но некого уж было догонять.

Исчез ночной убийца. Возвратясь,

Зораб печально сел за стол;

Кругом его печально сели гости;

И он сказал: «Не радует меня

Теперь мое на этом пире место;

Направо от меня моим

Ближайшим другом занятое

Вдруг стало пусто. Был мне дан

Он милой матерью моею:

И мог один в Иране указать мне

Рустема; он один из нас

Его видал. Кто мне теперь

Его укажет?» То услыша, покраснел

Сидевший слева — покраснел

Предатель Баруман,

Не из любви, не для храпенья

Приставлеиный к нему Афразиабом;

Как Синд, Зорабу

Он мог бы указать Рустема;

Но было то ему запрещено,

И рабски он служил измене.

Зораб, подняв высоко

Вином наполненную чашу,

Воскликнул: «Пью последний кубок пира;

Он не вином, а клятвою кровавой

Наполнен, клятвою отмcтить

Убийце Синда. Кто б он ни был, я

Его найду, и будет от меня

Ему убийство за убийство.

Когда ж моей я клятвы не исполню,

Пускай в отраву обратится

И в жилах кровь мою сожжет

Виио в последней этой чаше,

Мной осушаемой до дна».

С такою клятвой мщенья

(Против кого? о том не ведал он)

Зораб вино из кубка выпил

И вдребезги расшиб, ударив оземь, кубок.

Потом все гости встали с мест,

Чтоб Синда в землю опустить;

И светлый пир стал мрачным погребеньем.

X

Тем временем Рустем достигиул стана

В том месте, где стоял на страже Геф.

При виде турка Геф его окликнул,

И вся его дружина стала в строй;

Рустем, узнав по клику зятя,

Ему знакомый подал голос;

И Геф, его впустив в заграду стана,

Спросил с великим изумленьем:

«Где был ты, старый богатырь?

Зачем один в такую пору бродишь?

С духами ль темными ночную

Беседу ты завел? в союз ли с ними

Вступил, чтоб чародейством

Себе придать перед сраженьем силы?

Мы знаем, с демонами тьмы

Давно ты водишься: и, верно,

От них ты занял черное искусство

Быть невредимым, что теперь

Так беззаботно, безоружным,

Один, переодетый турком, ходишь

Ночной порой между шатров Ирана».

Рустем сказал: «Не в этом дело;

Я был в гостях, я навестил Зораба;

Издалека его увидел я

И буду рад, когда вблизи увижу.

Но мне, лазутчику, другой лазутчик

Нежданный помешал; насильно

Меня хотел он вытащить на свет;

Я в темноте ударом кулака

Его убил — себе иначе

Помочь не мог я,- но о нем

Непостижимо грустно мне, и я готов

Почти заплакать. Геф, найди скорее

Персидский для меня убор;

Замаранное кровью это платье

Несносно мне; да и собаки здесь

Со всех сторон сбегутся с лаем

На турка, вкруг шатров персидских

Ходящего ночным дозором».

Вздохнув глубоко, снял с себя

Рустем турецкую одежду.

Какой-то жалобный в нем голос

Против ночного дела вопиял;

Невольно он жалел о Синде;

Как будто чувствовал, что в нем убил

Свое спасенье от чего-то,

Неиэбежимого теперь.

И не пошел он к шаху с донесеньем;

К себе в шатер он возвратился,

И лег, и тяжко спал всю ночь.

К н и г а ш е с т а я

ЗОРАБ И ХЕДЖИР

I

Когда взошла заря на небо,

Зораб взошел на башню замка;

С ее площадки мог он весь

Иранский стан как на ладони видеть.

И он велел позвать Хеджира.

Он думал: «Синда нет; Хеджнр

Рустема, верно, знает; мне

Его укажет он». Хеджир

Окованный был приведен. Оковы

С него своей рукою сняв, Зораб

Сказал: «Хеджир, железа плена

Я золотом свободы заменю,

Когда ты мне по правде дашь ответ

На все, о чем тебя расспрашивать я стану;

Будь откровенен; с чистым,

А не с подмешанным вином

Подай теперь свою мне чашу».

«Я не солгу,- ответствовал Хеджир,-

Готов я на твои вопросы

Все объявить, что самому

Известно мне», «Богатые шатры

Я в стане вижу,- продолжал Зораб.-

Какому витязю, скажи мне, каждый

Из тех шатров принадлежит?

Когда о том по истине мне скажешь,

Тебя осыплю золотом и честью;

Когда же нет, не усидит

Твоя на шее голова».

«Чего же медлишь? — возразил

Хеджир.- Расспрашивай, я буду

По правде отвечать; лжецом

Я не бывал, а смерти не страшуся».

II

И начал спрашивать Зораб:

«Там, в середине самой стана,

Я вижу золотой шатер;

И от него идут во все концы

Дороги; и по тем дорогам

Одни к шатру медлительно подходят,

Как будто с робким ожиданьем;

Другие весело отходят от шатра,

Как бы с исполненной надеждой.

И весь он от подошвы

До маковки сияет,

Как солнце, золотом; у входа

Лежат, как две ручные

Собаки, лев и тигр; а на вершине

Сидит орел; и держит он

В когтях распущенное знамя

С изображеньем солнца.

Такой шатер не витязю простому

Принадлежит; скажи мне, чей он?» Гордо

Поднявши голову, сказал Хеджир:

«В нем шах Ирана обитает.

Перед его престолом день и ночь

Дружина верная стоит

Телохранителей. И никакой

Не страшен враг великому царю».

«Налево,- продолжал Зораб.-

Разбит серебряный шатер;

Он к золотому обращен

Своим открытым входом;

У входа барс и леопард;

А наверху я вижу грифа:

Широко веющее знамя

С изображением луны

В когтях серебряных он держит».

«Там обитает.- отвечал

Хеджир, — сын шаха Ферабор, ближайший

К престолу и к цареву сердцу».

На то Зораб сказал: «Им честь и слава!

Когда одна душа в отце и в сыне,

Они всю землю завоюют».

III

И продолжал расспрашивать Зораб:

«Направо там от золотого

Шатра стоит, я вижу, черный;

Он окружен бесчисленною стражей;

И беспрестанно скачут

К нему и от него гонцы.

У входа слон, покрытый пышным

Ковром, и на его спине

Огромные тимпаны войска;

А на верху шатра сияет

Дракон; в его разинутую пасть

Водружено распущенное знамя:

Оно усыпано звездами

И расстилается, как небо.

Широко вея, над шатрами.

Кому такая почесть?

Кто разделяет власть с державным

шахом?»

«Его военачальник Тус,-

Ответствовал Хеджир,- он сродник шаха,

И право он имеет родовое

В сраженье место заступать царя;

На зов его сошлося это войско,

Грозящее погибелью тебе.

А над шатром воздвигнутое знамя

Есть наша царская хоругвь.

Его воздвиг великий Феридун,

Убив Согака, на плечах

Носившего живых, приросших к ним

драконов;

К святой хоругви этой

Прикована победа:

Она в союзника отважность проливает,

Бледнеет враг, ее увидя».

Зораб при этом слове улыбнулся

И продолжал: «А этот пурпуровый

Шатер кому принадлежит?

И кто седой, могучий воин,

Перед его сидящий входом?

Толпою ратников он окружен;

Одни из них уж в летах зрелых,

Другие молоды, и все

К нему лицом обращены

И перед ним стоят благоговейно,

Как сыновья перед отцом?» Из сердца

Хеджирова, как острый

Кинжал, в нем глубоко сидевший,

Исторгся вздох, когда он отвечал

Зорабу: «Это старец

Гудерс; он мудр и кроток речью,

Мечом пронзителен и крепок,

Он сильный царь в своей семье

И может царство защитить

Один, собрав своих домашних;

С семидесятью девятью

Он сыновьями в войско шаха

Пришел против тебя… а я

Осьмидесятый; и меня

В строю их нет». — «Зачем дался ты

в плен? —

Сказал Зораб.- Открой мне правду

И нынче ж будешь вместе с ними».

IV

«Но чей, скажи, зеленый тот шатер,

Который, как дремучим лесом

Покрытая гора, меж невысоких

Холмов стоящая, над всеми

Шатрами поднялся? И так же тверд он,

Как та гора: на ней растущий лес

Дрожит, шатаем бурей,

Она ж не двигается, и шаткий лес

За корни, в грудь ее вонзившиеся, держит.

Конечно, тот шатер великий

Сильнейшему в иранском войске

Принадлежит? Перед шатром

Сидит, я вижу, воин; близ него

Стоит, я вижу, конь,

Тот воин великан;

Тот конь чудовище; и воин

Сидит не на высоком месте,

А всех, кругом стоящих,

Он перевысил головой;

Все на него почтительно глядят;

А он глядит с любовью на коня,

Товарища испытанного в битвах;

Копытом конь нетерпеливым

Разбрасывает землю, а когда

К нему протягивает руку

Его могучий господин —

Он чутко уши подымает

И фыркает; когда же

Его волнистую он треплет гриву —

Конь бесится, кругом

Стоящие приходят в ужас,

А господину весело и любо.

К его бедру привешен меч,

Прислонена к его колену

Дубина; их никто другой не сможет

Поднять; когда дубиной он

Над головою конской машет

Иль из ножон до половины

Выхватывает меч —

Конь прыгает, послыша свист дубины,

И громко ржет, увидя блеск меча.

Мне никогда такой седок,

Мне никогда подобный конь

Не попадался — конь, который

Одним таким лишь седоком

Обуздан может быть; седок,

Которого такому лишь коню

Поднять и вынесть можно. Верно,

О седоке и о коне

И стар и мал в Иране знает.

Скажи, Хеджир, их имена».

Он замолчал, как будто убежденный,

Что эти имена: Рустем и Гром;

Но он услышать их

Хотел из уст Хеджира.

V

Хеджир задумался; ему пришло на память,

Что, с ним вступая в бой, Зораб

Своим отцом назвал Рустема;

И про себя Хеджир подумал:

«Когда тебе Рустем отец,

Не мною с ним ты будешь познакомлен;

Его узнав, с ним в бой ты не пойдешь;

Тебя узнав, не булаву

Железную он на врага подымет,

А нежною прижмет рукою

К отеческому сердцу сына.

Нет! От Рустемовой руки

Тебя спасать я не намерен».

Так рассуждал с самим собой Хеджир.

«Что ж ты умолк? — спросил его Зораб.-

О чем бормочешь сам с собою?

Со мною говори». — «Я думаю,- сказал

Хеджир,- и не могу придумать,

Кто этот чудный витязь.

Его мне знаки неизвестны;

Конечно, он в отсутствие мое

В столицу шаха прибыл:

К нам слух дошел, что сильный богатырь

Из Индии далекой

Царем на помощь вызван,-

Быть может, это он.

И подлинно, в нем что-то есть чужое».

«Но как зовут его?» — спросил Зораб.

«Не знаю»,- отвечал Хеджир.

«Не может быть! ты должен знать;

Скажи, я требую».- «Не знаю»,-

Твердил Хеджир упорно.

И в тяжком был Зораб недоуменье;

Рустемовы все признаки он видел,

Ему и сердце говорило.

Что был в глазах его Рустем,-

Но имени желанного не мог он

Ни просьбой, ни угрозой вырвать

Из непреклонного Хеджира.

И снова стал расспрашивать его

Зораб: «Кому принадлежит

Тот светло-розовый шатер?»

«Его назвать могу я,- отвечал

Хеджир,- могучему Гуразу».

«А этот желтый чей?» — «Гургинов».

«А этот голубой?» — «В нем Геф живет,

Рустемов зять». При этом на Хеджира

Зораб разгневанные очи

Оборотил: «Теперь мне явно,

Что ты бесстыдный лжец; мне всех

Назвал ты, об одном Рустеме

Ни слова. А Рустем — душа Ирана,

И без него сражений не бывает.

Между шатров там нет ни одного,

Принадлежащего Рустему; где же

Рустем? Его с намереньем скрываешь

Ты от меня. Но чудный воин тот

Перед шатром зеленым — он, конечно,

Рустем. Скажи, Хеджир; скажи, что это он!

Все признаки Рустемовы я вижу;

Недостает мне только убежденья;

Но я из всех, кого там видел,

Желал бы, чтоб Рустемом был

Один лишь этот. О! скажи,

Скажи. Хеджир, что это он! и ты

Немедля в стан к отцу и братьям будешь

Отпущен с честью и дарами».

«Зачем,- спросил Хеджир,-

Ты так, Зораб, нетерпеливо

Узнать Рустема хочешь? Мой совет:

Не выходи против него. Тебе

Перед Рустемовой ужасной силой

Не устоять; когда Рустем

На Громе в поле выезжает,

И лев и крокодил приходят в трепет;

Он взглядом посылает смерть;

Его дыханье — буря; он, как прутья,

Ломает крепкие деревья;

И кто б его противник ни был,

Хотя б он тверже был кремнистой

Горы, его Рустем растопчет,

Как слон траву сухую, в пыль.

Но, к счастью своему, грозы

Ты избежал: Рустема в войске нет;

С царем поссорясь, он

В Сабулистан свой возвратился

И там, о битвах позабыв,

В роскошном розовом саду

Пирует весело с гостями

И ждет спокойно за вином,

Чем кончится набег на нас Турана».

Так говорил Хеджир Зорабу:

Его хотел он обмануть,

Придумавши вражду царя с Рустемом;

Но вместо лжи сказал случайно правду.

VI

«Ты надо мной ругаешься,- воскликнул

С негодованием Зораб.-

Молчи, презреннейший из всех

Гудерсовых осьмидесяти сыновей!

Поверю ли, чтоб пехлеван Ирана,

Чтобы Рустем, властитель боя,

От боя убежав, лениво

Под кровлею домашней пировал?

Тогда б и женщины и дети

Его достойно осмеяли.

Поссориться он мог, конечно, с шахом,

Когда, забывшись, шах его,

Завоевавшего ему отцовский

Престол, чем оскорбил; но Кейкавус

Еще не потерял рассудка;

И если подлинно он в ссоре был

с Рустемом,

То уж они, наверно, примирились:

Кто заменит Рустема Кейкавусу?

Что значит туча громовая

Без молнии и грома? Без Рустема

Что ваше войско, что и весь

Иран ваш значит? Говори ж

Немедля, кто Рустем? Иль вмиг твоя

Перелетит через ограду замка

К шатрам иранским голова».

Хеджир от злости побледнел.

«Ты из меня,- подумал про себя он,-

Насилием не вырвешь слова,

Которого сказать я не хочу.

Не страшны мне твои угрозы;

Меня убьешь ты — от того

Не потемнеет день и в кровь

Вода не превратится;

Гудерсу только из своих

Осьмидесяти сыновей

Придется вычесть одного;

Зато с семидесятью девятью

Он выйдет мстителем кровавым

Против Хеджирова убийцы».

И он сказал: «Зачем, Зораб,

Ты так беснуешься напрасно?

Меня убить грозишься ты —

Убей, ты властен; имя ж,

Которое так жадно хочешь слышать,

Останется во мне, как запертое

В могиле; я не вымолвлю его,

Хотя б и знал стократно, кто и где

Рустем. Убей меня — пусть кровью заплачу

За стыд, что был ничтожнейшим из всех

Гудерсовых осьмидесяти сыновей».

Так он сказал. Зораб в кипенье гнева

Схватил свой меч, чтоб грудь пронзить

Хеджиру;

Но он одумался и только по щеке

Его с такой ударил силой,

Что он без чувств упал на землю.

«Когда никто,- воскликнул он,-

Не хочет мне Рустема указать.

Мой меч к нему прочистит мне дорогу».

VII

Зораб сбежал, пылая гневом, с башни,

Вооружился, на коня,

Крылатого дракона, прянул

И поскакал, как буря, к стану.

Он страшен был — кругом его

Клубился, выбитый конем

Из недр земли, кипучий вихорь пыли;

И в этой черной туче

Как молния броня его сверкала,

И громом в ней тяжелым раздавалось

Коня топочущего ржанье.

И прямо на шатры Ирана

Летела туча громовая;

И все покинувшие стан,

Чтоб подышать свободно в поле,

В испуге бросились назад,

Спеша укрыться за окопом.

Так на лугу, заграду табуна

Покинув, скачут жеребята;

Но вдруг, бегущего увидя льва,

Пугаются его косматой гривы

И шумно ломятся в заграду;

Так, ужасом объятые, к шатрам

Все кинулись, увидевши Зораба.

Но, мелкого врага не замечая,

Он вихрем мчался к валу стана,

Чтоб, на него взлетев с конем,

Храбрейшего из витязей Ирана

На смертный вызвать поединок;

И с высоты окопа закричал

Зораб таким гремящим кликом,

Что от него и мертвый бы в могиле

Перевернулся: «Шах великолепный,

Ты чудной пышностью блистаешь

За крепкою оградой стана;

Но покажись, каков ты в чистом поле.

Зачем с своим могучим войском

Ты спрятался там от меня,

Как за плетнем от волка

С овцами прячется пастух?

С моим копьем против тебя

Я выезжаю; в Белом Замке

Был умерщвлен разбойнически Синд;

Я за вином кровавую дал клятву

Разбойнику за друга отомстить

И в ясный день убить убийцу,

Столь храброго лишь темной ночью.

Когда его ты знаешь, повели,

Чтоб шел со мной сразиться;

Когда ж тебе неведом он, то вышли

Иного — лучшего в смертельном деле боя.

Но если из твоей заграды

Никто против меня не выйдет, сам я

В твой стан проникну и к шатру,

Где ты таишься недоступно,

Себе мечом прочищу доступ.

Не устрашат меня твои два стража.

Твой лев и тигр; до солнца твоего

Мое копье крылатое допрянет;

И выронит орел твой из когтей

Ирана царственное знамя;

Я на тебя шатер твой повалю,

И ты от сна беспечного проснешься».

VIII

При этом клике шах в испуге

Вскочил. «Бегите за Рустемом! —

Он закричал. — Как этот зверь проведал,

Что в золотом шатре я пребываю?

Скорей, скорей позвать Рустема!»

Рустем сидел перед шатром зеленым,

Когда гонец пред ним явился

И, задыхаясь, возопил:

«Зораб ворвался в стан; на царский

Шатер напасть грозится он;

Спеши, Рустем; на помощь царь зовет».

Рустем. не покидая места,

Сказал: «Служить накладно Кейкавусу;

Покоя нет ни днем, ни ночью;

Я прошлую провел в работе ночь,

Теперь хочу день целый отдыхать».

Но вот второй гонец примчался

За первым, третий за вторым, четвертый

За третьим; быстро,

Как за стрелою из лука стрела,

Они летели друг за другом,

И каждый повторял: «Рустем!

Зораб ворваться хочет в стан;

Беги скорей к царю на помощь».

Увидя общую тревогу,

Рустем сказал: «Да разве небо

Упало? Все дрожат перед одним!

От одного такой пожар всемирный!»

Но вдруг пред ним явились

Вельможи, посланные шахом,

Верховный воевода Тус

И сам царев наследник Ферабор;

И все его доспехи принесли

Они с собой. В молчании угрюмом

Он дал им волю; Тус надел

Тяжелый панцирь на него,

Гургин поножья; шлем

Был подан Ферабором;

Гураз принес колчан и лук;

С копьем, мечом и булавой пришли

Три сына старого Гудерса;

И, наконец, с могучим Громом,

Совсем оседланным, явился зять

Рустемов Геф. Увидя,

Как бешено, почуя бой, кипел

И прядал Гром, его товарищ верный,

Рустем воспламенился;

На Грома он вскочил

И, грозно крикнув, поскакал…

И все очами вслед за ним

В глубоком страхе устремились.

К н и г а с е д ь м а я

РУСТЕМ И ЗОРАБ

ПЕРВЫЙ БОЙ

I

Он поскакал туда, где богатырь,

С ним однокровный, ждал, где сын его

родной

Стоял, против отца вооруженный.

Завидевши один другого, оба

Заржали громко пламенные кони,

Рустемов Гром и конь Зорабов,

Сын Грома,- тот, отца принесший

На убиенье сына; этот,

Принесший сына, чтоб погиб

Рукой отца: но как родные

Они приветственным друг друга ржаньем

Окликнули… о горе! неразумным

Зверям был внятен голос крови,

А в глубину души отца и сына

Он не проник — так бедный человек

В безумии страстей своих и зверя

Слепорожденного слепей бывает,-

Для витязей то родственное ржанье

Призывом было в бой свирепый,

И в них зажглось удвоенное пламя.

Остановясь один против другого,

Отец и сын издалека друг друга

Смертельным оком молча озирали.

А той порой две рати с двух сторон,

Свидетелями поединка,

В порядке вышли боевом;

Ведомые могучим Тусом,

Полки блестящие Ирана

Построились перед шатрами:

А Баруман туранскяе дружины

По склону вытянул горы,

Одним крылом их к замку прислонивши.

И тихим рати строем

Одна против другой стояли,

Как две на двух концах противных неба

Стоят грозой чернеющие тучи;

Желанье боя только в двух

Избранных витязях горело;

А вкруг их все молчало, рокового

События со страхом ожидая.

II

И начали богатыри съезжаться,

И сблизились, и видели друг друга

Уже в лицо. Зораб,

К отцу влекомый тайной силой,

С весельем руки потирая,

Воскликнул: «Здравствуй, старый богатырь,

Какому я подобного и сонный

Не видывал! моя завидна участь:

Я летами еще полуребенок,

А мне с таким обдержанным в бою,

Железным воином досталось

Впервые силу испытать.

Велик твой рост, плечами ты широк;

Но много взяли сил твоих

И годы и сраженья;

С моею молодостью крепкой,

Седой боец, твоя не сладит старость».

На щеки розовые сына

Взглянув, Рустем сказал: «Не горячись,

Прекрасный огненный младенец;

Земля тверда, хотя и холодна;

А воздух тепел, но уступчив.

Я на своем веку немало

Полей сраженья перешел

И многим войскам, гордым силой,

Помог в сырую землю лечь;

Их много спит, в ее глубоком лоне

Моей рукою погребенных;

Ты скоро сам то испытаешь,

Когда тебя с другими положу я,

Убитого, во глубь земли холодной.

Когда же, паче ожиданья,

Моей руки ты избежишь,

То уж тебе никто — ни человек,

Ни крокодил, ни лев не будут страшны.

Но слушай, милое дитя,

Мне жаль тебя, мне жаль такую

Младую душу из такого

Прекрасного исторгнуть тела;

Ты с турком, пальма красоты,

Не сходен; я подобного тебе

Не знаю и в самом Иране,

Мне жаль тебя». Такую речь

Приветно-нежную услышав,

Зораб почувствовал, что в нем

Вся внутренность затрепетала.

И он сказал: «О бодрый старен мои,

Я об одном спрошу тебя смиренно:

Ответствуй мне но правде: кто ты?

У наших праотцев благой

Обычай был себя перед сраженьем

Именовать… какой-то голос

Мне тайно говорит, что ты

Рустем, зеленого шатра

Владетель». Так сказал Зораб…

И так над ними близко,

Нсузнанное, пролетело

Мгновение, которым гибель

Могла б в спасенье обратиться

И злоба в нежную любовь…

Но темный дух нашел тут на Рустема;

Он отвечал: «Я не Рустем;

И знать тебе нет нужды о Рустеме.

Я подданный, а он державный князь;

Тебе ж не с ним считаться, а со мною;

Я у тебя в долгу: вчера я, ведай,

Во время пира в Белом Замке

Ночное совершил убийство».

III

При этом слове гневом вспыхнул,

Как туча молнией, Зораб,

И разом оба поскакали,

Зораб направо от Рустема,

Рустем направо от Зораба;

И, отскакав во весь опор

На выстрел из лука, оборотили

Коней; и быстро полетели

Друг против друга две грозы.

И начался меж сыном и отцом

Упорный бой. Сперва на всем скаку

Они пустили копья —

Со свистом пронизали

Они щиты, подставленные им,

И, пролетев сквозь них. воткнулись в землю.

Тут обнаженными мечами

Они разить друг друга принялися —

Мечи, скрестяся на ударе,

Переломились разом оба:

Они, мечей обломки бросив,

Железные схватили булавы.

Чего копье не тронуло, то меч

Рассек; чего не тронул меч,

То раздробила булава —

Так бились витязи, упорством

И силою один другого стоя;

И оба тягостно стонали;

На шлемах блеска не осталось,

Все перья с гребней облетели,

И ни одно кольцо на их кольчугах

Не уцелело; все избиты

Их были члены; пот ручьями

Бежал с их жарких лиц;

Под ними кони их дымились.

Так на небе две тучи громовые,

Сшибаяся, блистают и гремят

И молнии на молнии бросают;

Они друг друга истребить

Не могут, но под их войною

Земля приходит в трепет,

Их град тяжелый губит жатву,

И вся под ними сторона

Становится пустынна, как великим

Сражением растоптанная нива;

Когда ж их силы истощатся,

Они расходятся и грозно

Издалека друг на друга сверкают

И глухо, ропотно гремят.

Так витязи, истратив силы,

На время бой упорный прекратили.

IV

Отец и сын избиты были оба.

Сошел с коней, они им дали волю

Вздохнуть; а сами разошлися

И издали дивилися друг другу.

Так говорил с самим собой Зораб:

«Не может быть, чтоб этот зверь,

Столь яростно меня терзавший,

Был мой отец; хотя и вижу в нем

Все признаки, описанные мне,

Но о такой неимоверной злости

Мне мать не говорила; в ней

Любовь к нему родиться не могла бы,

Когда б ее очам явился он

С таким лицом чудовищного тигра.

Но он и сам назвал себя

Убийцей Синда… нет! он не Рустем;

Я клятвы долг святой исполню

И отомщу убийством за убийство».

В то время и Рустем с собою

Так рассуждал: «Не от простой

Он матери; она, конечно,

Не человеческой, а великанской

Породы: в возрасте его

Подобной силы не имел я.

Рустем, Рустем, остерегись;

Сбери всю крепость, старый богатырь;

Два войска смотрят на тебя;

Беда и стыд, когда с тобою

Турчонок безбородый сладит

И, возвратяся в Семенгам,

Расскажет сыну твоему

О поношении отца его, Рустема».

Так, отдыхая, размышляли

Отец и сын. Тем временем их кони,

Усталые от жаркой схватки,

Но пощаженные в бою,

Проветрились, остыли, освежились

И приготовилися снова

Своих могучих седоков

Нести на смертный поединок.

V

Еще усталые, чтоб силы обновить,

Они за луки и за стрелы

Схватилися. Две первые стрелы

На воздухе слетелись остриями

И, обессиленные, пали

На землю; вслед за ними частым

Дождем другие зашумели:

Так вихрем сыплются сухие

С деревьев листья при осеннем

Свистящем ветре: так

Кругом ульев, когда согреет их

Лучом весенним солнце,

Сверкают и жужжат, рояся, пчелы.

И непрестанно в их руках

Сгибалися и разгибались луки,

Визжали резко тетивы;

И с них стрела слетала за стрелою;

И вслед за каждой из очей

Взор смертоносный вырывался.

Но то была лишь шутка боевая:

От панцирей отпрыгивали стрелы,

Их острие ломалося об шлемы.

В щиты вонзаяся, на них

Они густой щетиною торчали;

Так солнца острые лучи,

Гранит могучий осыпая,

Ему пронзить не могут твердой груди

И лишь ее поверхность разжигают.

Истратив стрелы, наконец

Противники свои пустые

Колчаны бросили и на коней

Вскочили оба, чтоб начать

Войну губительную снова.

продолжение следует…

Вы можете отслеживать изменения на этой странице, используя RSS 2.0 ленту. Вы можете оставить отзыв, или обратную ссылку со своего сайта.
Оставить комментарий

XHTML: можно исполльзовать теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>