Пузырь, соломинка и лапоть.

С Тростинкой Дуб однажды в речь вошел.

"Поистине, роптать ты вправе на природу, —

Сказал он, — воробей, и тот тебе тяжел.

Чуть легкий ветерок подернет рябью воду,

Ты зашатаешься, начнешь слабеть

И так нагнешься сиротливо,

Что жалко на тебя смотреть.

Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,

Не только солнца я препятствую лучам,

Но, посмеваяся и вихрям и грозам,

Стою и тверд и прям.

Как будто б огражден ненарушимым миром:

Тебе всё бурей — мне всё кажется зефиром.

Хотя б уж ты в окружности росла,

Густою тению ветвей моих покрытой,

От непогод бы я быть мог тебе защитой;

Но вам в удел природа отвела

Брега бурливого Эолова владенья:

Конечно, нет совсем у ней о вас раденья".

"Ты очень жалостлив, — сказала Трость, в ответ, —

Однако не крушись: мне столько худа нет.

Не за себя я вихрей опасаюсь;

Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:

Так бури мало мне вредят;

Едва ль не более тебе они грозят!

То правда, что еще доселе их свирепость

Твою не одолела крепость

И от ударов их ты не склонял лица;

Но — подождем конца!"

Едва лишь это Трость сказала,

Вдруг мчится с северных сторон

И с градом и с дождем шумящий аквилон.

Дуб держится — к земле Тростиночка припала.

Бушует ветер, удвоил силы он,

Взревел — и вырвал с корнем вон

Того, кто небесам главой своей касался

И в области теней пятою упирался.