Сказка о любви или откуда появились феи ч.3

…продолжение

Советники хитроумные да стражники могучие бросились к дверям нестройною кучею, и вскоре зала оказалася от них пустою.

–Ну, давай, герой, – усмехнулся тогда Хоролад недобро и откинулся назад вальяжно – рассказывай мне свою тайну…

Помолчал немного Буривой, смело уставился он в выпученные буркалы Хороладовы, откашлялся затем неспешно и негромко этак сказал:

–Моё имя Буривой, я князь законный Буянской державы.

Сиё известие услыхав, надменный князь аж вперёд весь подался и вперил пристальный свой взор в лицо Буривоево.

–Точно! – выдохнул он поражённо, – И впрямь ведь ты тот, за кого себя выдаёшь! Только… ты ж ведь вроде как сгинул неизвестно куда, и княжество твоё не в твоих ныне руках обретается…

–Будет в моих! – перебил его Бурша твёрдо, – Обоснованно надеюсь я законную власть себе вернуть и захватчика престола от кормила власти турнуть. Поэтому и прошу я у тебя за друга моего Ояра…

Задумался тогда Хоролад не на шутку. Он даже веки свои припухшие прикрыл и пальцами жирными о подлокотник принялся барабанить, а когда вновь отверз он глаза свои красные, то в них чёртики хитрые прыгали и скакали.

–Ладно, так тому и быть, – покачал он головою согласно, – отсрочу я пожалуй негодяя этого дерзкого казнь. И даю тебе, удалой Буривой, месяц я сроку. Выполнишь за то время одно моё задание пустяшное – отпущу я, так и быть, варяга твоего ко всем чертям. Ну а не выполнишь, али к сроку не поспеешь – покатится буйная его головушка с плеч, словно гнилой капустный кочан. Ну что, согласен ли ты, витязь неугомонный, на условия мои сии непреклонные, а?

–Согласен! – без всякого размышления ответил наш удалец, – Я на всё готовый. Что у тебя, князь Хоролад, за задание?

–Эх-хе-хе-хе-хе! – помрачнел тогда явно правитель староградский, – Болен я, Буривой, тяжко и сильно болен. Одному тебе я сию тайну рассказываю, а более ни одна душа о том не знает. Так я бываю недужен, что и света белого, бывает, не зрю, а вижу я тогда мрак один чёрный… В чём состоит моя болезнь, я, однако, тебе не поведаю. Одна лишь колдунья великая Маргона, за морем живущая далёко, по некоторым сведениям, помочь мне может. Вроде как есть у неё лекарство одно доброе против моей хворобы. Так что ступай-поспешай, опальный князь, за сине море и доставь мне то лекарство за тридцать полных дён. Отправляйся туда незамедлительно, ибо время, отпущенное тебе, витязь, уже пошло…

Хлопнул Хоролад громко в ладоши и приказал появившейся тотчас страже никакой обиды его гостю не чинить и за ворота городские его тут же проводить.

Пошёл Буривой на Оярову ладейку, слегка голову вниз повесив. Да, думает, задача предо мною лежит трудная прям донельзя – ан всё же решить её как-то да надо! Пришёл он вскорости на корабль и говорит: так, мол, и так, ватагушка бравая – попался де ваш вожак в силки расставленные, и теперь нам за море лежит путь-дорожка, за лекарством для князя болезного Хоролада, имеющимся, якобы, у ведьмы у одной загадочной.

Согласилися морские разбойнички Буривоя за море перевезть, ибо желали они сильно избавить Ояра от княжеской лютой мести. Что ж, вся-то недолга – взяли да и поплыли. Ветер, как по заказу, противным им не оказался, так что полетели они к великому северному полуострову на всех своих парусах. А как берега далёкого они достигли, так Буривой на песочек прибрежный спрыгнул, повелел ватажникам через месяц тут быть, а сам перекинул мешчишко с харчишками через широкое своё плечо, да и был таков.

Потопал он прямиком в северном направлении, куда глаза его, значит, глядели, а по пути всех подряд спрашивал: не знаете ли вы, дескать, любезные, где проживает Маргона такая, ведьма? Но ни одна душа местная, оказывается, вовсе о таковской ведьме ничего не ведала, или не хотела сообщать незнакомцу секретных этих сведений. Неделя уже миновала, как шествовал по чужой земле наш горе-князь, а разузнать об этой чёртовой Маргоне не сподобился он даже ни капельки.

Неслабо, надо сказать, он от этого расстроился, и надежда на свою светлую удачу таяла у него буквально с каждым днём…

И вот как-то раз забрёл он ненароком в лес дремучий, глядь – избушка впереди показалася, старая весьма да ветхая и вроде как жилая, потому что некто человекообразный у той избухи зримо в сумраке вечернем маячился. Подходит туда ходок наш усталый и видит пред собою картину довольно нежданную: старушенция наружности престрашной сидела, колоду огромную обхватив руками, а её длиннющий, как кочерыжка, носяра был в расщелине древесной крепко зажат.

–Здорово, бабуся! – поздоровался с ведьмою Бурша, – Чего ты тут делаешь? Али в колодке этой невесть что вынюхиваешь?

–Ох-ох-ох! – закряхтела старуха измождённо, – Возьми-ка топорик, милочек, да вбей его клином в расщелину сию дубовую. Освободи носик мой, пожалуйста! Век я тебе за дело это доброе буду благодарна!

Ну, это было дюжему нашему ходоку как словно раз плюнуть. Всадил он колун, тут же валявшийся, в расселину тесную и до тех пор по обуху поленом тяжёлым колотил, покуда нос старушенции из той расселины не освободился. Вытащила она живо свой носик и ну его мять да гладить, покуда он прежнюю свою форму полностью не возвертал. А как закончила ведьма сию восстановительную операцию, так вмиг на рожу она просияла и пригласила славного бояра в избуху свою полуразваленную.

Усадила она витязя за столик низенький, напоила его, накормила, затем на кроватку пуховую почивать уложила, и только потом его спрашивает:

–Как тебя звать да величать, свет мой, касатик, и куда ты идёшь да куда стопы свои направляешь?

Рассказал ей Буривой в кратком изложении о цели своего движения, а старуха, то услыхав, аж вся затряслась-то от радости.

–Это славно, князь Буривой, что ты именно на меня, а не на кого другого попал! – воскликнула она голосом каркающим, – Я ж Маргоны сестра старшая, Марлуша. И колдуна Мардуха ужасного тоже я сестра. Да только не любят они меня и мною помыкают, за ровню себе мою особу не считают, поскольку я людям недужным всегда помогаю и лечу хворобы их злые зельями всякими травными…

И поведала она витязю удивлённому, что это, оказывается, злая Маргона её так колодкою наказала за то, что она людишек местных, Маргоною недавно отравленных, на ноги живо поставила. Три месяца долгих и ещё вдобавок три дня ей в таком положении жалком находиться предстояло, да спасибочки Бурше удалому, что он туточки через три денька уже оказался и избавил старую ведунью от мук от этих ужасных…

Ну а поутру, после того, как поспал наш князюшка в избушке-развалюшке сном праведника, сунула ведьма носатая ему в руки суковатую палку и таково ему наказала:

–Сия палочка, Буривой, не простая. Бери её в руки, сокол мой ясный, да по дорожке вон той и ступай. Палка сама тебя к Маргоне путь укажет. Да гляди там в оба, ибо сестра моя хитра и коварна, так что держи ушки свои торчком, а не то деньки твои на белом свете враз позакончатся!

Поблагодарил Буривой добрую старушенцию, палку в руку ухватил и на север вновь поворотил. И вот же воистину чудеса – палка-то словно живая оказалася! Ну, будто бы сама собою она куда было надо вышагивала, а Буривой лишь за неё держался. И ещё вот чего было удивительно: местность вокруг Бурши постепенно разительно переменилася. Ага! Дерева некие агромадные стали везде расти, да корявые-то какие! А ещё трава – ну в рост человека точно была. И птицы тоже были странными, и дикие звери, ну а самым неожиданным оказалось то, что солнца на небе было не видать, ибо скрывали небеса чисто грозовые тучи.

Стало вдруг очень сумрачно, но Буривой в смущение не впал. «А-а! – подумал он браво, – Где наша не пропадала! На то я ведь и витязь, а не кисейная какая-нибудь барышня, чтобы смело на жизнь глядеть и труса тута не праздновать…»

Шёл он так, шёл и вдруг смотрит – ёк-макарёк! – показалось впереди жильё чьё-то. Пригляделся он получше, в строение это повглядывался – о, догадался! – да то ж наверняка кузня! Подходит поближе – ага, правда, точно кузница. Да только вот вроде как пустая, необитаемая, ибо ни тебе голосов каких-либо не было слышно, ни стука молотов, и ни собаки даже лающей в околице.

Растворил Бурша двери в ковальную мастерскую с некоторой опаскою, и видит вот что: помещение оказалось пустым и вправду, кроме предмета одного странного, сразу же привлекшего Буршино внимание. На полу, в полумраке закопченной ковальни, стояла огромная железная наковальня, из которой торчала… самая обыкновенная человеческая голова! Пригляделся Буривой ещё зорче. Хм, думает, голова-то вроде как живая, растудыть её в качель! Головища была крупною необыкновенно, дико кудлатою, бородатою и вдобавок ко всему спящей, поскольку глаза её были закрыты и отчётливо слышался рокочущий сильный храп…

–Кхе-кхе! – громко прокашлялся князь и, недолго думая, гаркнул: Здравия желаю, хозяин-коваль! Как живёшь тута, как поживаешь?

Перестала голова храп издавать, буркалы свои продрала, на вошедшего человека в недоумении уставилась, и такая вдруг в очах вспыхнувших засияла у неё радость, что и не передать…

–О-о, наконец-то бог спасителя мне послал! – взревела башка косматая, словно лев рявкающий, – Прохожий, друг, брат, дай мне, ради всего святого, воды кружак, а то я уже три месяца здесь торчу и дико пить, понимаешь, хочу!

Смотрит Буривой, а перед колодою ведро стоит большое, полное холодной водою. Кто-то его, видать, нарочно так близко поставил, чтобы над несчастною Головою добавочно посмеяться. Взял Бурша тогда кружку деревянную, водицы зачерпнул и поднёс её край к пересохшим губам заколдованного коваля.

Ох, и жадно тот воду сию пил! Ну, прямо взахлёб, ёж его в дышло! Потом вторую кружку он попросил, затем третью, а как напился странный этот вахлак, то снова принялся он Буршу благодарить радостно.

–Это как же, ты, мил-человек, в виде таком загадочном тут оказался? – не удержался Буривой от вопроса понятного, – Впервой я ведь наблюдаю, чтобы человечья голова из наковальни росла…

–Эх, парень, – скривилась голова печально, – коню же понятно, что не сам я в наковальню свою залез. Это Маргона, треклятая ведьма, надо мною эдак-то подшутила. Поспорили мы тут с нею, что есть сильнее в нашем мире – сила могутная или коварная хитрость? Я вестимо за силу ратовал, поскольку я ею обладаю в достатке, а та, негодяйка противная, вроде как с моими доводами согласилася. А потом выпили мы с нею волшебного вина по случаю победы моей правды, а она возьми да и подсыпь мне в вино какую-то ядовитую пакость. Вырубился я в умат, а когда очнулся, то уже в таком вот прискорбном виде здесь обретался. Плюнула ведьма окаянная мне в рожу и сказала, что сидеть мне в этой наковальне, покуда не пройдёт по дороге какой-нибудь прохожий, да не зайдёт он в кузню, между прочим. Тогда, дескать, и конец моим страданиям наступит. Ежели, конечно, прохожему этому будет охота меня от мороки сей освобождать…

–И чего делать-то для этого надо? – перебил Бурша кузнеца.

–А вона, браток, видишь колокольчик, на гвозде висящий? Сними его давай да позвони в него, будь ласков!

Поглядел Буривой туда – точно, какой-то бубенец невзрачный на гвоздике висит ржавом. Взял он его в руку тотчас, осмотрел со вниманием – не, самым обыкновенным на вид этот колокольчик казался, – да и зазвонил в него мелодично…

И едва лишь звуки колокольные по кузнице волнами распространились, как – брукш! – развалилась наковальня на части, и показался на том месте кузнец, на корточках сидящий. Бросился к нему князь и попытался ему помочь подняться, но это было делом трудным сначала, поскольку все суставы у сидельца наковального будто окаменели и заржавели…

Ну, да помаленьку да потихоньку, а распрямился коваль громадный со скрипом явственным и принялся он незамедлительно члены свои затёкшие разминать да гнуть.

–У-у-у! – аж скривился он от боли жгучей, – Ну, Маргона! Ну, змея! И впрямь ведь хитрость коварная силою грубою управляет…

А минуток через пять был кузнец-великан уже как будто бы в полном порядке. Заключил он тогда Буривоя в медвежьи свои объятья и лишь затем начал о цели его пути расспрашивать. Ну, а как узнал он, что Бурша идёт к самой Маргоне опасной, то вот что тогда ему он сказал:

–Накажи, Буривой-князь, эту мразь! И за меня и за всех прочих, ею обманутых, с ней рассчитайся. Да только силою с этой гадюкой коварной не тягайся, гляди – уж на что я был силён, а и то, словно баран дурной, взял да и опростоволосился… О! – словно бы он тут вспомнил, – На, Буривой, мой волшебный колоколец. Он, как ты видел, вовсе не простой. Его звуковые колебания всю, какая есть, мороку с человека снимают. Так что – на, держи его от меня в подарок!

Поблагодарил Бурша силача-кузнеца, поклал затем колокольчик в карман, взял в руки свою умную палку да оттуда и отчалил.

 И не особо долго вперёд-то пройдя, глянул он по ходу пути машинально, и видит, что там обнаружилось нечто странное. Ну, а приблизившись на близкое расстояние, узрел уже отчётливо вот что: с правой стороны узкой тропочки находился явно кипящий и бурлящий пузырями водный источник. В этом же источнике бултыхался по горло погружённый некий дед или дядька. Был он огромным, косматым, бородатым, а кожа у него белою-пребелою оказалась, словно была она мелом намазана. Со стороны же левой, на узкой площадочке, по колена стояла в сугробе снеговом какая-то худющая и костлявая баба. Одета она оказалась в жалкие тонкие лохмотья, и кожа у неё была не белою, как у того деда, а наоборот, совсем почти чёрною. Вокруг головы купающегося мужика стояло облако горячего пара, а вокруг доходяги-бабы воздух был явно морозным и студёным, так что даже била ей в ноги колючая позёмка, а вокруг тела жалкого и скорченного вьюга закручивалась снежным смерчом.

Оба, и дед и баба, отнюдь не молчали. Они во всё горло друг с дружкою ругалися, и каждый из них вроде бы отстаивал свою правду…

–А я тебе говорю, что мороз жары сильнее! – орал громогласно из купели своей дед, и после его ора вокруг старухи метель сильнее, чем прежде, свистела и закручивалась.

–Нет, жара сильнее твоего мороза! – в ответ ему орала баба, и тогда вода в источнике взваривалась огромными пузырями.

–Нет, мороз сильнее! – не отставал дед.

–Тьфу на тебя, толстомясый! – ещё пуще ярилась баба, – Сильнее, говорю, жара!

–Нет, мороз!

–Нет, жара!

–Мороз!

–Жара!

–Да чтоб ты, зараза, пропала! – беленился дед полусваренный, – Мороз, утверждаю, сильнее стократ!..

На подошедшего вплотную к этому месту Буривоя они, казалось, не обращали ни малейшего внимания… Или, может, не замечали его в горячке своей перепалки…

Прокашлялся он тогда громко и заявляет странной этой парочке:

–Здорово живёте, люди добрые! О чём, не пойму, спор-то ведёте?

Те моментально, словно по команде, враз замолчали и с недоумением явным на Буршу стоящего уставились.

–О! – воскликнул радостно дед лохматый, – Никак прохожего нам бог-то послал! Это славно. Может, рассудишь ты нас, а, парень? А то мы с этой дурною бабою уже долгонько тута собачимся, а у кого из нас двоих правда, так доселе и не узнали…

–Ага-ага, – закивала головою и арапка старая, – рассуди нас, милочек, будь так ласков!

–Ну что ж, я на это готовый, – согласился с ними сразу же Буривой, – Валяйте, излагайте суть вашего спора. Только сначала себя вы назовите. Кто вы вообще-то такие?

–Я, парень, Дед Мороз, – назвался охотно купальщик толстый.

–А я, касатик, Баба Жара, – назвала себя и старая, – Ну, а ты кто таков будешь и куда идёшь-грядёшь по местам сим сказочным?

–Я, уважаемые, Буривой, – поклонился волшебным созданиям наш герой, – князь я Буянский. А иду я не куда-нибудь, а в гости к самой Маргоне коварной.

–К Маргоне! – воскликнул во гневе кипучем Дед Мороз.

–Ишь ты – к самой этой змее подколодной! – в тон ему возопила и Жара-баба.

–Угу, – усмехнулся снисходительно Бурша, – к ней самой…

–Тогда плюнь ты ей от нашего имени в рожу её хитрую! – наказал Буривою Дед Мороз, – Это же она, коварная, нас с этой Бабою здесь связала. До тех пор, постановила, вам тут мёрзнуть да париться, покуда не узнаете вы, что есть сильнее – мороз или жара?.. Вот ты нам и ответь, мил-человек, а что действительно сильнее из этих двух явлений. А то мы тут бьёмся-бьёмся, а чтоб загадку сию решить, так дулю в нос!

–Хэ! – усмехнулся Буривой весело, – Тоже мне, нашли о чём спорить! Да ничто не сильнее… Оба они сильные… Ведь когда мороз на дворе стоит, то жары и в помине нету. А когда жара приходит, то нету в помине мороза. Вот вам и ответ на ваш вопрос…

И только лишь он эти слова промолвил, как вдруг загремело всё вокруг, затрещало, чудо-молния в землю неподалёку жахнула, и когда ослеплённый Бурша, наконец, открыл глаза, то всё уже было иначе, чем ранее. Пропала бесследно кипящая купель да исчез невесть куда сугроб с бураном, а Дед Мороз и Баба Жара стояли совсем рядышком и во всю ширь лица спасителю своему улыбалися. Мороз был облачён в роскошную голубую шубу, а Жара одета была не в лохмотья, а в расшитую бисером узкую юбку, и её тощие телеса всевозможные побрякушки богато украшали.

–Спасибо тебе, сынок, за то, что выпутаться из этой передряги нам помог! – прогрохотал торжественно Дед Мороз. – За это дам я тебе один подарок, чтобы смог ты Маргоне коварной как надо противостоять…

Подошёл он вплотную к опешившему слегка Буривою и крепко-прекрепко его обнял. И в тот же миг холод нестерпимый до самого сердца витязя нашего пронзил – да вдруг тут же его эта холодрыга невозможная и отпустила.

–Ежели нужно тебе будет остудить какую-либо жару ужасную, – стал Мороз Буршу поучать, – то ты дохни посильнее, и из твоих уст этот хлад выйдет. Никакая жарынь супротив духа этого студёного не устоит…

–А сейчас я тебя по-свойски награжу, – отстранив Деда Мороза, проворковала Жара услужливо и, подскочив к Буривою, чмокнула его горячо в румяную щёку. В то же мгновение в нутро Буршино словно водопад кипящий обрушился, да моментально там и пропал.

–Если у тебя появится надобность, – продолжала в энтузиазме Жара-баба, – растопить некий опасный хлад, то ты тоже дохни сильно, и от того холода не останется и помину.

Ну что ж, поблагодарил Буривой обоих им спасённых за дары их волшебные, отвесил на прощание им низкий поклон, да оттуда и пошёл своей дорогой, ибо не терпелось ему уже встретиться с ведьмой этой пресловутой Маргоной.

И вот же какая странная штуковина вскорости с ним приключилась: прошёл он ещё чуток, и вдруг ветер северный задул понемногу. Всё сильнее и сильнее дул этот колючий ледяной ветрюга, и под конец совсем уж невмоготу стало Бурше вперёд продвигаться. Пал он тогда на карачки и полез супротив гадского урагана, словно ящерица большая варан. Лез-лез, полз-полз, уморился страсть прямо как, и тут вдруг – раз! – несносного противного ветра как не бывало. Поднимается тогда путник наш усталый на не очень резвые свои ноженьки, глядь – ёж твою через рожь! – показался впереди него терем, из каменьев самоцветных сложенный. И до того этот терем был красивым да изящным, что Буривой волей-неволей на него аж залюбовался. « Да-а, – думает он, башку себе взлохмачивая, – это не иначе как ведьмы Маргоны обиталище. Во! – и палка моя туда поспешает…»

А палка действительно чуть ли из рук у него не рвалась, так, значит, спешила она к терему тому загадочному. Что ж, Буривою это видеть было радостно – ведь что ни говори, а достиг он, наконец, чего долго искал.

Передохнул он слегка, сердцебиение поуспокоил, да и направил к терему самоцветному свои стопы. Раскрывает он ворота широкие настежь, глядь – а посередь двора… не, не ведьма – а девица смазливая стоит-постаивает, хитро эдак усмехается и вроде как его тут дожидается…

–Здраствуй, ведьма Маргона! – смело поздоровался с красавицей весьма удивлённый её видом Буривой.

А та вдруг на рожу злою и недовольною стала и таково витязю многохожалому отвечала:

–А ты кто ещё таков здесь взялся, чтобы без спросу и приглашения на глаза мне показываться? Я ведь незваных гостей не уваживаю и всех до единого, куда они не хотят, спроваживаю…

Огляделся вокруг Бурша и видит, что внутри двора черепа человеческие и кости заместо украсы в терем были вставлены. «Эге, – он смекает, – да тут неважно, я гляжу, гостей-то привечают! Надо мне похитрее быть-то, а то не ровён час, и голову тута не долго будет сложить…»

Отвесил он ведьме-красавице поклонец изящный, насмешливо ей в глаза поглядел и вот чего прогундел:

–Моё имя… э-э… Воебур, ага. Я, чтоб ты знала, тоже колдун немалый. Да чё там немалый – ты мне в деле колдовства и в подмётки даже не годишься. Я с тобою то даже могу сделать, что тебе, Маргошка, и не снилося…

Ух, и взъерепенилась тут Маргона прегордая от Буривоевых наглых слов! Вытаращилась она злобнее злобного, руки с длиннющими ногтями вперёд себя выставила и чего-то быстро забормотала – очевидно, начала на Буривоя пакость какую-нибудь колдовать…

 У бедового парня аж в голове от этих бормотаний помутилося, а в брюхе сделалось так гадко, будто его понос сей час прохватит…

А дальше – больше. Дёрнул Бурша ногою, дёрнул другой – что, думает, за ерунда ещё такая? – ну никак же ножки от земельки не отрываются! Он тогда на них глядь – ёж твою в раскаряку! – а ноги-то у него деревенеть снизу начали! Причём, в буквальном смысле деревенеть, не в фигуральном – в колоду они стали превращаться в дубовую!..

Ох, Бурша тут и испугался! «Ё-моё! – мысль шальная в голову ему вдарила, – да неужто я в колоде окажусь сидящим, как тот кузнец в своей наковальне?!» И в то же самое мгновение вспомнил он про бубенец волшебный, силачом-кузнецом ему подаренный. Сунул он тогда руку себе в карман и слегонца в бубенец этот звякнул.

Блукш! Отвалились в ту же секунду вериги дубовые с его ног. И сделался Буривой, как и прежде, свободным. Эге, смекает он тогда быстро – надо и мне эту ведьмочку как-нибудь проучить…

 Поглядел он по сторонам и видит, что под застрехою вот такенная мячина висит, а вокруг той мячины кучка тутошних шершенюг роится. Вынимает он тогда свой свисток знаменитый, на Борзановой банде добре испытанный, щёки во всю ширь пораздул – да как в него подует!

Оказалось, что и здешние шершни волшебного свистка слушаются здорово. Взметнулся тотчас обозлённых тварей тучный рой – да на Маргону! Та, естественно, завизжала бешено, будто её там режут, замахала в остервенении руками, а когда это не помогло ни мало, бросилась от шершней страшных бежать. Да только куда ж ты от этих тварей убежишь-то? Они же чисто, злыдни этакие, осатанели: каждый почитай по разу, а то и поболее раз вреднющей ведьме в тело её ладное жалом вбубенил.

–Уйми ты этих чертей, Воебур мощный! – завопила, наконец, Маргона не своим голосом, – Не стану я более колдовать на тебя! Ты, подлец, победил! Твоя, мерзавец, взяла!

Не сразу Буривой в свисток свой дудеть перестал. Поглядел он ещё немножко на мучения заслуженные ведьмы моложавой, да чудо-инструмент от уст своих и отнял. Шершни сразу же интерес к своей жертве начисто потеряли и разлетелися моментально по своим шершенячьим делам, а Маргона тяжко тогда застонала и где стояла, там на землю и брякнулась. Поглядел Буривой на её личность и от смеха чуть ли не пырснул: вздулось личико доселе пригожее как не знаю как, боже, и такие волдыри на нём повыскакивали, что прямо вай!

–Ну что, ведьма ты окаянная, – Буривой тогда к посрамлённой хозяйке обращается, – видала, каков я хват, а? Я и не то ещё могу сделать. Хочешь – размечу этот твой терем на дощечки да на жалкие щепочки?

–Стой, Воебур! – возопила на это Маргона испуганно, – Не делай этого! Верю я в твою силу – ужо убедилась! Прошу тебя… гостем дорогим у меня побыть! И не прошу даже, а о том умоляю!

–Ну что ж, это ладно, – ответил Буривой снисходительно, как бы помозговав перед тем слегка, – коли ты гнев на милость решила переменить, то и я готов у тебя чуточек погостить. Чай от этого меня ведь не убудет, правда?

Пригласила Маргона Буривоя в горницу, за стол широкий его усадила, а сама на минутку выйти отпросилася. А когда она вновь предстала пред его очами, то, к удивлению Буршиному вящему, уже ни одного волдыря на лице у неё не наблюдалось. Очевидно, помазала она тело своё ужаленное некими целебными волшебными мазями.

–О, великий мой собрат, колдун знаменитый Воебур, – с лисьим выражением на лице сказать она не преминула, – до чего я рада видеть у себя такого сильнейшего чародея! Сейчас тебя я накормлю досыта да допьяна напою…

–Э, нет, дорогая, – усмехаясь, Буривой ей возражает, – Яства да питьё будет потом. А теперь мне бы в баньку завалиться да от пыли дорожной поотмыться… Есть ли у тебя баня али таковой нету?

–Как не быть! – радостно ведьма воскликнула, – у меня, уважаемый Воебур, такая знатная имеется баня, что отродясь в таковой ты не парился! Сей же час нагрев я организую…

Хлопнула она звонко в ладоши, потом руками в воздухе помахала витиевато, губами чего-то пошептало загадочно, да и говорит, наконец:

–Готова банька, Воебур-молодец! Изволь, провожу да дорожку туда покажу…

Вышли они снова во двор, и подводит Маргона Буривоя к строению некоему невысокому, оказавшемуся и вправду баней. Зашёл Бурша в предбанник и чует, что внутри действительно очень жарко. Ну, Маргона тут его, извинившись, оставила и сказала, что ждёт-де его особу у себя за столом, а Буривой быстро разделся и в парилку – шасть. Попарился он там знатно: семь потов с его тела сошло, и вся, какая была, усталость покинула его полностью и окончательно. Омылся он под конец водою холодную и только, значит, последние капли воды на себя вылил, как вдруг чует неожиданно – ё-моё! – а в баньке-то жарче сделалось троекратно. Он – к дверям, плечом на них поднажал и аж отдёрнулся прочь лихорадочно. И то – двери-то ведь не деревянными, а железными оказалися, и уже раскалёнными весьма порядочно.

«Вот же ещё зараза! – мысленно Бурша на ведьму коварную заругался, – Закрыла тут меня, заперла – надумала, бестия хитроумная, тушку мою тут зажарить! Ну, да меня-то так легко не спечёшь – у меня, слава богу, оружие супротив жару имеется, спасибо за то Деду Морозу!..»

Подождал он ещё немного, пока воздух в бане нагрелся ещё более, а затем набрал этого воздуху полную грудь – да как вдруг дунет из уст своих морозильным стылым духом! В один миг жар внутри помещения махонького на холод сменился невероятный, так что парильщик недавний почуял себя даже зябко. Стал тогда Буривой, враз пободревший, бить ногою в застывшую железную дверь и по ту пору в них он дубасил, покуда не вышиб, наконец, железяку к такой-сякой бабушке.

Выскочил он тогда в предбанник, быстро оделся, причесался и не особо спеша в горницу направился. Приходит, на ведьму поражённую глядь, и ну ей вовсю-то пенять, что она и баню-то вытопить не умеет. Гляди, орёт он возмущённо – я ж в твоей баньке от холода чуть ли не околел! Выхватилась Маргона тотчас из горницы вон, видно, что в баню стремглав она побежала, проверять, стало быть, Буривоем сказанное.

А как назад она возверталась, так на ней лица даже не оказалось, до того лёд внутри бани её напугал. Слова членораздельного не могла она даже молвить, бормотала лишь чего-то извинительно и таращила глазищи на Воебура этого поразительного.

А тому и горя было мало. Он же три часа в бане парился, так что сильно от этого перегрева жаждал. Ну а за то времечко, покуда ведьма в баню бегала, Бурша уже весь квас, на столе стоявший, выпил буквально до капли.

–Эй, хозяйка, – хмуря брови, к Маргоне он тогда обращается, – квас у тебя дюже добрый, да вишь кончился он. Имеется у тебя какой-никакой добавок, а?

То услышав, ведьма мгновенно в себя-то пришла, заулыбалася, закривлялася, заумилялася… «Как не быть квасу! – она сказала, – Да у меня этого квасу хоть залейся! Вона – в погребе имеется большущий запас, да только, милый Воебур, я туда ноне идти опасаюся: там мыши, я слышу, пищат, а я, надо сказать, их сильно побаиваюсь…»

–Ну что же, – предложил тогда Маргоне Буривой, – коли ты не хочешь, то давай, я туда схожу, ежели ты не против, конечно… Я ведь не боюся этих твоих мышей…

–О, смелый, о, бесстрашный Воебур! – воспела ведьма Бурше хвалу, – Сходи, дорогой, спустися по лесенке в подвалец, да и набери себе квасу сколько душенька твоя пожелает. А я здесь пока посижу да тебя за столом подожду…

Взял Бурша кувшин глиняный, да и айда в тот квасный подвал. Спустился он по лестнице глубоко под землю, отворил массивную дверь и оказался в большом леднике. Там было много замороженного провианту: рыба, мясо оленье, мясо кабанье, капуста ещё квашеная, огурцы пузатые, а ко всему этому ещё и чан с квасом вдобавок. Только вот никаких мышей там не было и в помине…

Ну, Буривой кувшин зачерпнул и только уже собирался оттуда уходить, как вдруг – бац! – захлопнулась дверь подвальная с шумом зловещим, и оказался витязь небрежный словно бы в западне.

Но этого было мало, поскольку начал вдруг в том подвале нагнетаться несусветный мраз. Прошло минут с пять где-то, а просто невозможно уже стало человеку легко одетому холод этот терпеть. Ну, Буривой и не вытерпел. Вспомнил он про дар Жары-бабы, воздуху в грудь набрал и жарою по морозу лютому жахнул.

В один момент наступило там тёплое лето: мороз сразу пропал, и словно бы в серёдке месяца червеня в подвале том стало. Посидел в подвале Буривой часика два, на лавке деревянной он покимарил, и тут вдруг слышит – открывают с той стороны замок дверной. Маргона, наверное, решила на труп его замерзший глянуть…

И каково же было её удивление, когда она очутилася вместо хлада в жарище летней! Вскрикнула она, Буривоя потягивающегося заметив, и где стояла, там на задницу и шмякнулась, ибо ножки её более не держали.

–Ай-яй-яй-яй-яй! – сызнова попенял Буривой нерадивой хозяйке, – Да разве ж это, Маргошка, холодильник! Гляди – ещё немного и твои запасы смердеть начнут! Нет, как ты себе там хошь, а я таки терем этот твой размечу, ага!.. Пошли, давай, наверх, рассиделась тут, понимаешь!

Взмолилась тогда испуганная донельзя ведьма и попросила она великого колдуна за зло допущенное её чересчур не наказывать.

–О, Воебур мой могучий да загадочный! – обратилась она к Бурше, руки в отчаянии заламывая, – Не размётывай ты, пожалуйста, моего терема ладного, ибо он мне от папеньки ещё в наследство достался! Что хошь у меня проси – всё тебе дам я с радостью, поскольку разными я вещами колдовскими обладаю!

Почесал себе Буривой ряху для отвода глаз, да и говорит Маргоне занудливым весьма гласом:

–Э-э, да что у тебя есть-то путящего! Одна сплошная ерунда… Вот ежели бы у тебя оружие оказалось против всякого недуга да против колдовства – тогда да, тогда дело другое. Да только откуда у тебя, у такой завалящей ведьмочки, оружию сему великому взяться…

–Есть! – воскликнула Маргона звонко, распахнув во всю ширь глаза свои огромные, – Есть у меня такое оружие, славный Воебур! Пошли, сейчас покажу!

Схватила она Буривоя за руку и буквально наверх его поволокла. А как оказались они снова в светёлке, то кинулась Маргона тотчас к старинному комоду, в ящике одном судорожно порылася и достала оттуда наконец… тугую кожаную нагайку!

–Вот! – заорала она злорадно, – Вот моя плёточка заветная, с виду не дюже приметная!.. – и она в Буршу огненно вперилась: Ну что, колдовская гадина – попался, а?! Ха-ха-ха-ха! Тут тебе, великий колдун, и карачун будет! Ни один волшебник против плётки этой божественной не в силах будет устоять!..

Да, подскочив, как Буривою по заднице плёткой этой треклятой перетянет!

–Ой-ёй-ёй! – вскрикнул тот непритворно, – Ты чё творишь, ведьмачье твоё отродье – больно же!

А Маргона, узрев, что Буривой в общем-то нормально удар хлёсткий вытерпел и превращаться во что-то другое вовсе не спешил, ещё шире глазищи в удивлении вытаращила и даже плётку из рук выронила. Ну а Бурша, не будь дурак, плёточку ту – хвать, да и стал ею, играючи, в воздухе помахивать.

Маргона же как мел побелела, на пол мешком осела и склонилася пред Буривоем аж ниже некуда.

–О, величайший! – она пробормотала, – На тебя даже божественная плеть не действует! Только меня ты ею не бей, только, умоляю, не бей!

«Э, нет, – подумал тут Бурша мстительно, – я полагаю, что порку волшебной плёткой ты как раз, дорогуша моя, заслужила!..»

Размахнулся он не очень сильно да по оттопыренным ляжкам ведьмачке и приложился. Та мгновенно комком сжалася и звука даже не издала, словно её парализовало. А как во второй да в третий раз стеганул её Бурша по заду, так в тот же миг полоснула его по очам преяркая вспышка, и раздался в светёлке приятный мелодичный звон.

Зажмурился Буривой от этого светового сполоха, а когда, наконец, раскрыл он свои глаза, то стоящую пред ним девушку едва он даже узнал. А потом поглядел он на неё взором внимательным и видит, что это вроде как Маргона та самая, да только с совсем-то другими глазами. У прежней ведьмачки глаза были хоть и красивые, но какие-то неприятные, а зато у этой кралечки ещё красившими они оказалися, и мягкий свет из себя излучающими…

Ощупала новая Маргона себя руками со всех сторон, словно это была не она, а деваха другая, а потом Буривою и говорит истерически:

–Мамочки мои, да ты же, Воебур, всю тёмную силу из меня выбил! Ой, спасибочки тебе за такую услугу великую! Ты ж душеньку мою от скверны почистил!

–Вот в первый раз я слышу, – отвечает ей наш витязь с улыбкой, – чтоб за порку сильную ещё бы тебя и благодарили!.. Да и не Воебур я вовсе, Маргона, а Буривой, обманутый князь Буянский…

И поведал он вкратце обновлённой душевно хозяйке о мытарствах своих злосчастных, да о том, что ему друга Ояра надобно от казни выручать.

 А та его выслушала со вниманием да таково затем отвечала:

–Что ж, Буривой, бери сию плётку чародейскую да этого негодяя Хоролада ею и огрей хорошенько. Он ведь, Худолад этот гордый, вовсе и не болен, а просто-напросто ужасно порочен: оборотень он, Бурша, конченный. Коли отлупишь князюшку-кровопийцу на славу, то, возможно, и его, как и меня, от чёрной пагубы ты избавишь. Ну, а если гиблая порча слишком глубоко его душу опорочила, то жизни на свете белом лишишь ты его в тот же час.

–Ага, ладно, – Буривой кивнул понимающе, – Ещё как огреть его я постараюся… Ну а теперь… прощевай что ли, Маргона-краса, пойду, пожалуй, я не спеша назад…

–Ох, витязь, витязь, – ведьма былая, а теперь ведунья младая, Буршу слегонца закорила, – ты думаешь, сколько денёчков ты у меня побыл, а?

–Каких тебе ещё дней? – не понял вопроса Буривой, – И дня ведь не будет, как я у тебя тут гостюю…

–Э, нет, сударь, – разуверила его красавица, – ни много, ни мало, а пребываешь ты в моём тереме аж двенадцать дён! Время просто-напросто течёт здесь по-иному. Три дня у тебя осталось всего в запасе, и ни одним деньком более…

–О, чёрт! – выругался в сердцах Буривой, – Вот так мороку ты на меня навела! Что ж делать теперь мне прикажешь, а?

Хотел было он уже бежать, что было прыти в ногах, к берегу далёкому морскому, да только волшебница хозяюшка поспешила его успокоить…

–Погоди, молодец, – попросила она его, – я получше придумала один способ! Останься, будь ласков, у меня ночевать, а я той порою вызову сюда коня моего, великого скорохода. Пасётся он, правда, отсель далеко, но примчится по зову моему в срок. Завтра поутру он будет уже тут и всего за три часика с минутами тебя до берега далёкого он доставит. Ну как, согласен? По рукам?..

Согласился Буривой у крали черноокой ночку последнюю переночевать, ну а поутру, едва-едва рассвело, как прискакал из дали дальней конёк махонький. Был он бурый по масти, лохматый, а грива да хвост длинными у него оказалися да косматыми. Заржал прегромко конёк-скороход и стал ждать спокойненько седока Буривоя.

Попрощался Бурша с Маргошей, обнялся с ней, поцеловался, и она его тогда спрашивает:

–Хочу я сделать тебе, свет Буривоюшка, свой волшебный подарок. Предоставлю я тебе возможность одну чудесную, но только, к сожалению, лишь одну! Выбирай, что ты желаешь всего более: уметь опускаться на дно морское, воспарять до ходячего облака, или же сквозь стены уметь прохаживать?

Подумал, подумал Буривой и выбрал умение последнее. Э, думает, чего я потерял на дне морском да на том облаке – мы чай среди стен живём, а не в воде да в воздухе…

Обняла тогда его волшебница крепче прежнего и в губы поцеловала его жарко. Всё, говорит, теперь ты сквозь стены будешь шагать…

И тут вспомнил Буривой про ту девицу загадочную, которая в лесу его спасла давеча от страшной собаки, и о ней вопрос Маргоне задал.

–Ничего я тебе о ней не скажу, – враз нахмурила та брови собольи, – знать я о ней ничего не желаю!

Видит Буривой – не иначе, как ревнует Маргона его к той красавице светловласой. Да только вот та девушка странная куда как больше ему по сердцу пришлась, чем Маргона прекрасная. Ну, да Буривойка был не такой дурак, чтобы о том хозяйке своей любезной сказывать. Поклонился он ей до земельки до самой, вскочил проворно на чудо-конька и стрелою летящей вдаль умчался.

И вот бежит-скачет конёк-скороход мохнатый, и до того-то быстро по земле-матушке он передвигается, что всё вокруг аж мелькает. Буривой только за поводья успевал держаться, но скакуном своим он не правил, поскольку тот сам навроде как дорогу ту знал. А по прошествии трёх часиков с малым гаком показалось впереди синее море раздольное, где у берега ладья стояла Буривоева, и возле неё варяги храбрые сгрудились, его поджидая.

Подскакивает Бурша к братанам-варягам, с конька мигом соскакивает да по ляжке его ладошкой ударяет: скачи, мол, чудо-конь, в свои поля дальние, и спасибо тебе за то, что меня ты сюда доставил!

Оборачивается он затем к варягам, здоровается с ними радостно и говорит им в энтузиазме:

–Надобно нам, братцы, через море широкое плыть-поспешать, а то как бы к сроку указанному нам не опоздать бы!

–А ты, Буривой-князь, – его варяги спрашивают, – достал у ведьмы Маргоны то лекарство? Не зря в плаванье сиё мы отправились?

–Ага, достал, – он им отвечает, – Выходит, что не зря мы сюда плавали…

Оттолкнули они тогда ладейку от берега песчаного, в неё быстро залезли, потом вёслами по воде ударили, а отойдя чуть подалее, парус белый поставили. Пошла ладья, поскрипывая снастями, по волнам горбатым, и ничего не оставалось теперь Буривою, кроме как терпеливо ждать…

Да только вот же незадача – полпути али даже поболее они уже миновали, как вдруг на небе со стороны западной как-то враз понахмарило, задул затем оттуда ветер ярый, и волны вольные вовсю разгулялися. Накатила на мал-корабль буря страшная, до того сильная да грозная, что едва-едва моряки наши неробкие в водах глубоких не утопли.

Долго их там трепало, и парус даже на клочья разорвало, а когда всё ж буря эта угомонилася, то пришлось всей дружине попеременно на вёслах идти.

А срок-то уж совсем вроде кончается…

И тут вдруг Староград на горизонте показался. Обрадовались гребцы утомлённые, налегли они на вёсла из последних своих силёнок, и как будто бы до вечера рокового успели. Ткнулась ладья носом в песчаную отмель, и Буривой тогда на бережок спрыгнул и в город что есть духу бросился…

Вот в ворота широкие он захаживает и заявляет городской страже, чтобы провели его без заминки и дрязг к самому князю, ибо он важное одно поручение Хороладово выполнял, и что князь, мол, его уже заждался…

 Отбыл один из стражников на доклад, не особо спеша, и долгонько весьма назад он почему-то не возвращался. Ну, а когда всё ж он возвертался, вразвалку ступая, то говорит тогда, в зубах своих ковыряя:

–Ладно, гостенёк Буривой, идём что ли… Князь наш не особо-то и обрадовался, о тебе узнав…

Приводят стражники нашего ходока в тронную залу, Буривой глядь – князь Староградский на троне, насупившись, восседает, а перед ним бояре на лавках сидят, да воины вокруг стоят в кольчугах да в латах.

–Ну что, самозванец, – угрюмо рожей кривляясь, гаркнул Хоролад, – достал ты, чего я тебе наказывал, али сбегал за море так само?

–Как не достать – достал!

–Ну, тогда показывай, лапоть! Чего кота за хвост тянешь?

Удивился Буривой тону такому неласковому, но промолчал и лишь плечами пожал. А затем вытащил он из-за пазухи свою чудо-нагайку, по ладони ею себе постукал и даже в воздухе плетью свистанул с пронзительным звуком.

–Вот оно, – говорит, улыбаясь – то лекарство!

У князя же от вида сего лекарства челюсть вниз – бамс! Вылупил он на парня буркалы свои рачьи, опять же как рак побурел на харю, да вдруг как затопает в гневе ногами да как заорёт благим матом:

–Ах, ты ещё и издеваться надо мною удумал! Ну, буянский жулик, я тебе покажу! А ну-ка, молодцы, – приказал он воинам своим грозным, – связать этого негодяя по рукам и ногам да в темницу его тотчас бросить!

Кинулись стражники вооружённые на князя младого со всех сторон, да только он не стоял там столбом. Как начал разъяренный Буривой плетью своей волшебной нападающих охаживать да кулачиной своим крушащим по мордасам им всем стучать, так полетели стражники бравые от него кто куда. И уж вроде совсем было мощь Буривоева своё тут взяла, да вдруг какой-то гад накинул ему сзади на шею тугой аркан. Стянула петля-удавка Буршино горло, и свет белый в очах его смелых померк.

А когда сызнова вернулось к нему утерянное на время сознание, оттого что кто-то по щекам его больно стегал, то отверз он затуманенные свои глаза и увидал вот что: Хоролад перед ним, лежащим и связанным, гордо стоял и рассматривал брезгливо волшебную нагайку.

Увидал он, что Буривой наконец очнулся, плётку зашвырнул с отвращением в угол и пальцем страже на дверь указал:

–Убрать! – рявкнул он властно, – Бросить сего самозванца в самый мрачный подвал! А казним его завтра… Хм! Вместе с дружком его, ворюгой Ояркой…

Подхватили воины связанного, точно куль, Буривоя да и понесли его скорым шагом, куда было им приказано. По ступенькам вниз они быстро сбежали и бросили князя неудачливого в сырой и затхлый подвал. После чего плюнули они смачными харчками на узника лежащего и восвояси ретировалися.

Ох, и муторно же сделалось у Бурши на душе, когда он осознал, наконец, своё незавидное положение. И то ведь верно: княжество своё он потерял, и там сейчас настоящий бедлам, а не стоящий лад устаканился; другана Ояра он тоже не выручил да не спас, так ко всему ещё вдобавок он и сам в лапы негодного Хоролада попался. Недавно совсем был он волен, да вот той волюшки нет уже более – прихлопнут его скоро, точно ладонью моль…

И тут вдруг Буривой вспомнил – растудыть же его в дышло! – он же сквозь стены вроде может проходить!

Огляделся он тогда по сторонам и увидал, что помещение каменное было маленьким, пол соломой оказался покрыт гнилою, и между стеною и другою стеною было всего шагов с пяток, не более. Руки Буривою связали за спиною очень туго, да и ноги аж до бёдер были у него связаны верёвкой прочной, и поэтому подняться на ноги связанный узник никак не мог. Между тем уже довольно быстро темнело. Скоро в подвальной каморе и зги уже было не видать, не то чтоб разглядывать тут свои ноги. «Что ж, надо попробовать, – решился тогда Буривой, – в самом ли деле я через стенки теперь ходок или, может, подшутила надо мною ведьма Маргона?»

Не стал он к той стенке катиться, которая наружу вела, ибо там ведь была сплошная земля. Не стал и в проход попасть пытаться, поскольку в виде таком связанном не дало бы это ему ничего путящего. А подкатился Бурша-узник к соседней стене, за которой тоже должна была быть какая-нибудь камера. И вот же чудеса – прокатился он через толстенную стену каменную, будто через пелену некую туманную!

И с ходу на какого-то доходягу он, катясь, наехал. Тот, оказывается, возле самой стенки в трухлявой соломе спал.

–А-а-а! – вскрикнул второй узник от страха, но тут же умолк моментально, а затем приглушенно зашептал: Кто это ещё тут спать мне мешает? Домовой что ли, а?

К великой радости Буривоевой, в гневном негодовании собрата подвального узнал он знакомый решительный голос Ояра.

–Тш-ш-ш, Оярша! – он также зашептал, – Не удивляйся, братан, а только я это тут катаюся, я…

–Бурша, ты?! – снова не удержался от крика злополучный жених, – Да как же ты в мешке этом оказался, а? И как ты через стену ко мне пробрался?

–Потом всё объясню. Сейчас не время, – не уважил Буривой приятеля объяснениями, – Развяжи лучше верви у меня на руках…

Однако бравый варяг был тощ, как хвощ, и слаб, как ребёнок: он ведь цельный месяц пил тут одну лишь сырую воду и питался чёрствыми плесневыми корками. И так и эдак пытался он узлы тугие на Буршиных руках развязать, да только те, проклятые, и не думали ему поддаваться. Лишь где-то к самой полуночи удалось ему зубами один узел как-то распутать, и дело тогда пошло на лад…

Через пару минут путы совсем ослабли, а затем спали, и освобождённый Буривой руки затёкшие принялся разминать…

Ноги он освободил уже сам. Затем он медленно встал, потом поприседал и погнулся малость, погонял кровушку застоявшуюся по молодецким мышцам, и только после этого приятелю сообщил:

–Вот что, брат Ояр – ты пока здесь посиди да спасения своего жди, а я к гаду Хороладу наведаюсь тайно и должок ему за нас возвертаю. Коли дело это у меня удастся, то всё будет тогда как надо…

Припал он к стене в тот же миг, и моментально в проходе плохо освещённом очутился. А далее стал он, как вор, красться и огибать на цыпочках спящих на посту стражников. Один из них не ко времени даже проснулся, так Буривой ему ладонью пасть враз заткнул и так треснул по башке кулаком, что тот в обморок глубокий хлопнулся.

Ага, вот и тронная зала… Буривой тут же в стену вжался и в тёмном совершенно помещении оказался. «Надо мне будет плётку ту поискать, – наметил он себе планец, – Вроде бы Хоролад в угол её отбросил…»

Стал он по полу всюду елозить да искать – а плёточки заветной словно бы и не бывало! Неужели, думает князь наш в раздражении немалом, прибрали ужо моё чудо-лекарство? Ещё разок он по всем углам прошёлся – ну, нету нигде чёртовой плётки, хоть ты лопни!

«Что ж делать-то мне теперь? – почесал князь затылок в недоумении, – Без этой штуковины ведь дело худое – избежит излечения нужного Хоролад негодный… А, может быть, пойти да просто-напросто удавить эту гниду?..»

«Ладно, – решил наконец Буривой, – нету видно моей плётки. Проверю ещё стол для очистки совести да трон княжеский, а тогда уж отправлюсь к князю в опочивальню…»

 Ощупал он стол дубовый тщательно – пусто, нету. Стал проверять трон безо всякой уже надежды – есть! Вот же она, плетица божественная – лежит и его дожидается!

Это, наверное, Хоролад жадный её туда прибрал.

Обрадовался сильно молодой князь и тут же отправился во вражескую опочивальню. Благо, обстановку в палатах староградского князя он сызмальства ещё знал достаточно, поскольку отец его, князь Уралад, гостил тут неоднократно и сынка с собой он тогда брал часто.

Так! – увидел, наконец, Бурша знакомые пенаты – вот и спальня княжеская, кажется…

 Осторожно и не спеша вжался он в стену опочивальни, и вскорости весь там оказался. И только он в лежащего на роскошной кровати Хоролада очи свои вперил, как тот вдруг медленно, словно лунатик, на постели сел – а сам бледный такой, страшный, с глазами выпученными немигающими, – и вдруг рот он раззявил да и зарычал и зубами дико застучал! У нашего витязя даже дух от этой злобы лютой перехватило, и сердце молотом в груди широкой заколотило. А Хоролад той порою на пол-то – скок! – да и принялся вкруг себя оборачиваться…

Вертелся он в левую сторону с натугою огромною, словно бы лез князюка заколдованный из своей кожи. Да точно же – так ведь оно и было! Застонал Хоролад, завыл, а затем в третий раз он поворотился и… в оборотня жутчайшего превратился! Аж диву дался Бурша наш удалый, на упыря сего во все очи глядючи. Тело у князя-оборотня было странным: не медвежьим, и не волчьим, а вроде как гадовым. Не было на теле корявом ни шерстиночки, а чёрная шкура словно от масла на нём лоснилася. Головища же его зубастая похожа была на крокодилью, а за спиною у гада рубиновые топорщились крылья нетопырьи…

Онемел даже Буривой и столбом там стал, а оборотень гадский его враз увидал, хрипато расхохотался да голосом замогильным и заявляет:

–Сейчас я тебя порву, князь Буянский! Ха-ха-х! Долгонько я уже обитаю в теле слабом Хороладовом, и то тело меня пока устраивало! И знай, перед тем, как я тебя стану рвать: покуда ты за морем пребывал, я по ночам к братцу твоему в гости летал, пия кровь его поганую, и ныне князюшка Гонивой от немочи болезненной загибается! Ну а как сожру я тебя, то пойдёт мой раб Хоролад войною на твой Буян, и присовокупит он к своей державе твоё княжество! Здорово я придумал, правда? Что, княже, на это скажешь?

А за то время, покуда упырь крылатый свои гнусные словеса выкаркивал, пришёл уже Буривой полностью в себя и благородной преисполнился он яростью…

–Мечтай, мечтай, гад адовый! – прегромко в ответ он гаркнул, – Да только как бы тебе не дать маху!.. Эй, иди сюда, каркалыга ты отвратная – я те сейчас порку-то задам!

И плечи свои молодецкие пошире расправил, да плётку карающую поотвёл чуть назад.

–Ш-ш-ша-а-а-а-а! – зашипел тут ящер крылатый, да и метнулся по воздуху на витязя стоящего. Пасть ощеренная сочилась у него слюнями, а глаза выпученные пылали багровым пламенем…

 Мгновенно он подле Буривоя оказался, и уж хотел было когтями кривыми его хватать, да в этот миг свистнула в воздухе чудо-нагайка, да и ожгла она упыря хищного промеж буркальных глаз.

–Оу-у-у-у! – взвыл упырь не своим голосом, да на пол-то – шлёп! Лопнула у него кожа его чёрная от удара божественной плётки, и напали на гада скукоженного ужасные корчи…

–Получай, получай у меня, мерзкая тварь! – что было мочи в руках, Бурша оборотня стегал, – Ужо не пить тебе более кровушки человеческой!..

От каждого такого богатырского стежка рвалась и лопалась шкура упырская, и из глубоких разрывов пламя с клокотаньем выбрасывалось да искры снопами вокруг рассыпалися…

Вот размахивается Буривой плёткою в очередной свой раз, а тут глядь – пропал поротый гад с глаз долой моментально, и на его месте стонущий и спящий Хоролад показался…

Не успел Бурша полёт плётки вовремя остановить и хорошенько прижарил князюшку по толстой его заднице.

Тот аж на ноги птицею взвился да в крик:

–Что такое?! Где я? Что со мною? Почему так больно?..

Опустил тогда Бурша нагайку целящую, и пот с чела стал утирать.

–Да уж, князь Хоролад, – покачал он головою с укоризною явной, – коли поведать кому, что с тобой было, так и не поверит ведь никто. И ты сам даже в то не поверишь, каков у тебя внутри жил зверь!

–Буривоюшка! Дорогой ты мой! – возликовал тогда князь спасённый несказанно, – Да неужто от злого заклятия ты меня наконец избавил?!

А у самого лицо – ну совсем ведь сделалось другое: добрым-предобрым оно стало, а было доселе презлое.

–Меня же карга одна старая заколдовала, – Хоролад в объяснения тут ударился, – за то, что я на дочке её, уродине, жениться когда-то отказался. Знал я, чуял, что за чудище во мне обитало, да не в силах был я воле злой противостоять…

продолжение следует…